Читаем Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти полностью

Кто такая Жанна Эбютерн? Она прошла по жизни так тихо и незаметно, что в итоге ее не видно даже на портретах, которые писал и рисовал с нее Амедео. Он никогда не изображал ее обнаженной, словно хотел уберечь от любых вожделеющих взглядов и сохранить лишь ее лицо, похожее на лик архангела, и облик священного существа, которое на мгновение замерло неподвижно, которое часто заставляет вспомнить об улыбающемся ангеле из Реймса. Однако существуют свидетельства тех, кто пытался уяснить себе, что скрывалось за неземными взглядом и силуэтом, и есть фотографии, на которых она всегда стоит как-то странно – в глубине кадра, в позе обороны или испуга; очевидно, она боялась, что слишком много народу ворвется в их с Амедео бедную мастерскую. Ведь Жанна, дочь мелкобуржуазной и верующей католической семьи (отец – бухгалтер в сети магазинов «Бон Марше», мать – домохозяйка), стала отверженной в своей среде. Родители, чтобы доставить удовольствие застенчивой девушке, прилежной ученице, сделали ей подарок – оплатили курс рисования в Академии Коларосси. А дочь предала семью, не оправдала ее доверие: страстно влюбилась в Модильяни, ушла из дома, вызвав страшный гнев супругов Эбютерн и своего брата Андре, и поселилась в полуразрушенном доме, в мастерской своего любовника. Моди уже давно не обращает внимания на то, полезно или вредно для здоровья его жилище, и не заботится о его украшении. Прошло то время, когда в Сите Фальгьер или у Поля Александра он скрывал свою бедность, вешая на стену репродукции итальянских художников или расстилая шаль на столе. Теперь для него важно лишь писать, потому что подходит последний срок расплаты, к тому же он чувствует себя изможденным и так ослаб, что многие его не узнают. Амедео стал отрешенным, даже суровым. Жанна по натуре добра и, в первую очередь, она невинная юная девушка (на четырнадцать лет моложе Модильяни), поэтому она пытается ослабить гнев в его душе и сдержать творческую ярость. Несмотря на это, Амедео чувствует к ней необъяснимую страсть. Может быть, считает, что она его последний шанс, последняя встреча, которая способна помочь ему исполнить его труд. Если прав историк искусства Станислас Фюме, знавший Жанну с детства, ее главной отличительной чертой было хрупкое изящество, почти такое, как у героинь Жерара де Нерваля. Фюме сравнил ее с лебедем, скользящим по воде, имея в виду, что она проходила сквозь богемную среду, не сбиваясь с пути, спокойной походкой, хрупкая, с «крошечными ладонями», и ее силуэт был похож «на амфору» своим «изяществом» и «уравновешенностью»[111]

. Ее силуэт героини прерафаэлитов (тогда она следила за своей фигурой) придавал ей сходство с Офелией Данте Габриеля Россетти: та же внешняя слабость, тот же неподвижный, как у иконы, взгляд, те же пышные волосы, но без чувственности, которую Россетти придал своей тайной советчице, Элизабет Сиддал
[112]
. Жанна Эбютерн всегда кажется испуганной, ее словно сковывают невидимые цепи. Она придает своим позам театральность, кутается в шали, никогда не улыбается. На фотографиях она всегда невероятно грустна и очень серьезна.

Она выглядит как человек, который несет в душе тяжесть отчаяния. Этот ее секрет Модильяни потом будет исследовать в каждом портрете, который напишет с нее: на большинстве этих портретов царят тайна и тишина. Разумеется, разрыв с родителями, ощущение, что ее преследуют, и одинокая трагическая жизнь Амедео сделали менее ярким ее блеск и менее мощным жизненный порыв. Влюбленные часто гуляют по бульвару Монпарнас, проводят долгие часы за столиками на террасах кафе; Амедео рисует наброски прохожих, зарисовывает лица женщин, сидящих, как и он, перед кафе. Жанна принимает все – скитания, непредсказуемость будущего, все более странное поведение Модильяни, у которого появляются признаки умственного расстройства, его алкоголизм, резкие перемены настроения и вспышки гнева, приступы депрессии. А он находит в ней покой, который придает ему уверенность. Теперь он пишет только обнаженную натуру и портреты. Зборовский знает, что его друг нашел свой путь, но успеха по-прежнему нет. Недоброжелательные критики создают ему образ художника, талант которого выродился из-за наркотиков и алкоголя. Некоторые люди даже считают его злым, но Амедео, которого все время ободряет Зборовский, упорно идет своим путем, не обращая внимания на злословие.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука
Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары

Долгожданное продолжение семитомного произведения известного российского киноведа Георгия Дарахвелидзе «Ландшафты сновидений» уже не является книгой о британских кинорежиссерах Майкле Пауэлле и Эмерике Прессбургера. Теперь это — мемуарная проза, в которой события в культурной и общественной жизни России с 2011 по 2016 год преломляются в субъективном представлении автора, который по ходу работы над своим семитомником УЖЕ готовил книгу О создании «Ландшафтов сновидений», записывая на регулярной основе свои еженедельные, а потом и вовсе каждодневные мысли, шутки и наблюдения, связанные с кино и не только.В силу особенностей создания книга будет доступна как самостоятельный текст не только тем из читателей, кто уже знаком с «Ландшафтами сновидений» и/или фигурой их автора, так как является не столько сиквелом, сколько ответвлением («спин-оффом») более раннего обширного произведения, которое ей предшествовало.Содержит нецензурную лексику.

Георгий Юрьевич Дарахвелидзе

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное