Клич вначале вызвал недоумение, но захмелевшие сидевшие за столами участники банкета не стали разбираться и дружно поддержали тост.
Колчак пришел в свое временное пристанище навеселе. Хозяин поздравил адмирала с официальным вступлением в должность военного и морского министра.
– Благодарю вас, полковник, – ответил новый член правительства и, подняв указательный палец, изрек: – Вступил только временно… Не по душе мне эти враждующие «монтекки» и «капулетти». – Адмирал вяло махнул рукой и, сказав что-то неразборчивое, пошел в отведенные ему покои.
Через день адъютант доложил Колчаку о посетителе, ожидавшем приема. Адмирал велел впустить. В кабинет грузно ступил нестарый еще мужчина, небольшого роста, с рыхлым лицом, в пенсне, сквозь стекла которого виднелась пара маленьких сверлящих глаз. Гость представился:
– Пепеляев Виктор Николаевич.
Колчак впервые видел его, но фамилия его показалась знакомой. Разъяснил сам Пепеляев, напомнив об их несостоявшейся встрече в конце сентября на станции Маньчжурия. Колчак вспомнил телеграмму Р. Гайды[18]
и свою тогдашнюю задержку во Владивостоке. Гость, расположившись свободно и уверенно в кресле у письменного стола хозяина, повел конфиденциальный рассказ о том, как он по заданию Национального центра еще раньше должен был встретиться с адмиралом, чтобы уведомить его о замысле центра предложить генералу Алексееву роль главы Российского государства и Верховного главнокомандующего. Центр также не исключал и кандидатуру адмирала Колчака, но желал бы пока, «чтобы эти имена не стали друг против друга». Колчак сказал, что он всегда отдавал приоритет Алексееву и до последнего времени сам хотел войти в его подчинение. На этом беседа завершилась.9 ноября Колчак прибыл в Екатеринбург, где вскоре состоялся парад войск и награждение боевым знаменем отличившейся в операции чешской дивизии. На банкете, устроенном по торжественному поводу, военный министр познакомился со многими высшими офицерами Чешского корпуса, в том числе с командующим фронтом чешским генералом Яном Сыровы, а также с некоторыми военными представителями стран Антанты. Один из русских генералов затеял разговор на политическую тему, высказавшись о необходимости установления в Белой России военной власти. Свое суждение на этот счет адмирал не высказывал, но говорил о значении армии, без которой нет общественной безопасности и государства в целом.
Премьер-министр Временного сибирского правительства П. В. Вологодский.
На другой день Колчак посетил штаб Сибирской армии. Командующий армией генерал Радола Гайда и генерал Ян Сыровы показали ему на картах расположение своих войск: на северном участке – армия Гайды, на среднем – армия полковника С. Н. Войцеховского, на южном – армия атамана A. И. Дутова. После осеннего наступления Красной армии чехословацко-белогвардейские войска оказались далеко отброшенными от Волги на восток. На северном участке линия фронта проходила восточнее Перми и Кунгура, на среднем участке – между Уфой и Бугульмой, на южном – западнее Оренбурга и Уральска.
В штабе Гайды разрабатывалась наступательная операция Сибирской армии на Пермь. Операция являлась частью стратегического плана прорыва красных войск белогвардейской армией через Пермь – Вятку – Котлас до соединения с белогвардейцами и интервентами на Севере России. Идея такого прорыва пришла в голову англичанам, чтобы заменить протяженный путь снабжения сибирских войск через Владивосток более короткой северной коммуникацией через Архангельск. У офицеров штаба чувствовался подъем духа, хвалились, что возьмут Пермь и отбросят противника к Вятке.
Гайда поинтересовался у Колчака политической обстановкой в Омске. Адмирал охарактеризовал ее как компромисс между Сибирским правительством и Директорией. Оставив о себе у штабистов благоприятное впечатление и пожелав им успехов в предстоящей Пермской операции, Колчак отправился на левый фланг армии, которым командовал генерал-майор Анатолий Пепеляев, брат кадета Виктора Пепеляева. Молодой генерал с лицом, обросшим бородой, и копной черных густых волос встретил военного министра радушно.
15 ноября начальник омской милиции Роговский доложил председателю Совета министров о том, что в городе казаками готовится свержение Директории. Вологодский поставил об этом в известность главнокомандующего. Болдырев торопился к отъезду на фронт и не смог обстоятельно разобраться в обстановке, но полагал, что нарушители общественного спокойствия – казаки, а в отношении Красильникова и его собутыльников приказал провести расследование.
На самом деле опасность была несравненно серьезнее. В городе существовал настоящий заговор против Директории. Подготовку к ее свержению проводили политические, военные и буржуазные круги.