Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец

На императоре поверх скарамангия была надета голубая шелковая рубаха – дивитисий, – расшитая золотыми листьями и украшенная драгоценными каменьями; от шеи к подолу широкой полосой тянулся лор, украшенный жемчугом. На дивитисий был наброшен темно-красный плащ и застегнут золотой фибулой на правом плече. Ноги были обуты в пурпурные сапожки, в руках был скипетр, оканчивающийся крестом. На голове – венец из красной материи с золотым околышком. Все царственное одеяние блестело и переливалось, сверкало множеством огоньков в лучах солнца.

На чернобородом лице василевса, с прямым носом и густыми бровями, застыло выражение спокойного величия. Не глядя по сторонам на толпы склонившихся в почтительном поклоне мужчин и женщин – здесь собралась вся знать Царьграда, – василевс прошествовал к алтарю. Звук его уверенных шагов был отчетливо слышен среди тишины, как и шелест длинных одежд императрицы и следующих за нею придворных матрон.

Императора сопровождали главный евнух и два важных чиновника императорской канцелярии.

Василий, склонившись не столь низко, как все вокруг, успел разглядеть проходившего мимо императора.

От Мануила так и веяло силой, под его роскошным одеянием угадывалось богатырское телосложение, а могучая пятерня василевса, казалось, могла с легкостью согнуть подкову. Достойный император у ромеев!

Императрица на целую голову была ниже своего царственного супруга. Она была бледна и невзрачна, как мотылек. Ее тонкие пальцы, унизанные перстнями, покоились на руке Мануила. Голова василиссы была покрыта вуалью и золотой диадемой.

«Немка есть немка!» – подумал Василий, провожая взглядом василиссу.

Во время молебна Василий стоял далеко в стороне, близ колоннады одного из боковых приделов. Богослужение совершалось священниками в центральной части храма, в так называемом среднем «корабле».

Боковые приделы были перекрыты сводами, опирающимися на колонны. На сводах покоились галереи второго этажа. Тысячи людей разместились в боковых «кораблях», на галереях и в притворе.

В боковых приделах было темновато. Зато в центральном «корабле» горели в огромных паникадилах сотни свечей. В их свете мерцала бледно-розовая и бледно-зеленая мраморная облицовка стен, золотая мозаика полукруглых высоких сводов.

Спутники Василия были заворожены всею торжественностью службы, звуками хора певчих и громким голосом патриарха, читающего молитвы в перерывах между псалмами. Домаш истово осенял себя крестным знамением. От него не отставал Костя, иногда толкавший в бок Фому, который с открытым ртом разглядывал библейские сцены на настенных фресках, то и дело забывая подносить руку ко лбу и плечам.

Василий был огорчен тем, что его не допустили туда, где стояли Феофилакт, Евмений и Евпраксия со своим мужем.

«В Новгороде купчишки спесивые да бояре безмозглые не давали мне почестей вкусить, – с обидой думал Василий, – и в Царьграде то же самое!»

Может, Василию породниться с Феофилактом, ведь у того дочь на выданье. С таким тестем Василий сразу возвысится! Из городской стражи в императорскую гвардию шагнет!

От таких мыслей в душе у Василия разлилось блаженное тепло. Неужто он не достоин этого! Быть того не может!

Вот почему Василий с такой охотой поспешил в дом Феофилакта на званый обед, узнав от Архилоха, что там будут жена и дочь логофета.

Торжественное застолье было собрано Феофилактом в честь дня рождения василевса.

На нем присутствовали, кроме самого хозяина дома, его жены и дочери, неизменный Архилох, ризничий Евмений, градоначальник Андрокл с женой, Евпраксия с мужем и еще несколько вельмож, неизвестных Василию.

Роскошный стол с изысканными яствами уже не удивлял привыкшего к здешнему изобилию новгородца. Внимание Василия было приковано не к тому, что накладывают снующие слуги в его тарелку, а к рыжеволосой девушке, лицом и станом походившей на сидящую рядом с нею матрону. Теперь Василий не сомневался, что именно эту девушку он видел в окне, впервые приезжая в дом логофета. Но он был уверен также, что видел ее где-то раньше.

Василий мучительно копался в мыслях, припоминая все места в Царьграде, где он успел побывать, пропуская, как через сито, женские лица, виденные им на улицах, в церквях, на рынке… Может, дочь Феофилакта привиделась Василию во сне? Или он спутал ее с какой-то другой девушкой?

Василий принялся мысленно перебирать всех девушек и молодых женщин, с коими его сводила судьба с той поры, когда он распознал, что такое женские прелести, после ночных утех с Анфиской.

Женские лица возникали и пропадали в памяти Василия, вызывая у него самые противоречивые чувства. У одной ему больше запомнились глаза, у другой – нос или губы, у третьей – волосы… Перед его мысленным взором прошли лица Любавы и Бориславы, лица сестер его друзей, лица соблазненных им жен, в том числе лик Аглаи, жены купца Нифонта. Но вот Василию вспомнилось лицо еще какой-то женщины с красивыми, благородными чертами и завораживающим взглядом больших колдовских очей.

Волховица!