— Уж ты-то наверняка станешь перед ним юлить, — оборвал его Дарки. — Он полицейский, так ведь? И его прислали навести у нас порядок.
— Я только сказал, что он может оказаться хорошим парнем, как сержант Флаэрти.
— Может. А может и не оказаться. Да и старик Флаэрти тоже был хорош!
— Мы жаловались на старика Флаэрти за то, что он был жулик; а на этого нового будем жаловаться, потому что больно уж честный! — пояснил Арти Макинтош. — Вот и разбери, что хуже для полицейского.
Сержанту Стерлингу удалось расслышать только обрывки этой поучительной беседы. Пустяки, со временем он привыкнет к той смеси недоверия и презрения, с какой большинство австралийцев относится к стражам закона. В конце концов, у него красивая жена и двое детей, из которых надо вырастить образцовых граждан; в друзьях же, помимо товарищей по службе, он не нуждается.
Стерлинг миновал гараж и пожарное депо. Вот еще одно нарушение, с которым надо покончить: соревнования пожарных на Мэйн-стрит — кто быстрее развернет шланг. Это запрещено законом, да и опасно к тому же. Чувствовал ли сержант, сколько глаз провожало его до подъема, где Мэйн-стрит переходила в аллею вязов и шоссе поднималось вверх по крутому холму?
Стерлинг пересек шоссе и направился к клубу масонов. Ага, разгружают пиво, отметил он про себя. Он не состоял ни в каких масонских ложах и не был слишком усердным прихожанином. Он верил, что сможет добиться от граждан повиновения закону, никого не запугивая и никому не угождая.
Солнце уже быстро спускалось за голые холмы, когда Стерлинг повернул обратно, вниз по Мэйн-стрит, и прошел мимо кузницы. В дверях ее стоял Одышка Эдмондс; он шумно пыхтел, совсем как мехи его старого горна. Эдмондс доживал свои последние дни, его профессия тоже. Нет, сержант не ошибся, уловив неприязнь в косом взгляде Эдмондса, — Одышка любил пропустить кружку пива, и не только в те часы, когда торговля спиртным разрешалась законом.
Дальше сержанту попалось на пути несколько лавок и трактир, что возле суда. Кучка юных хулиганов веселилась на углу — мальчишки кривлялись и с безопасного расстояния выкрикивали ругательства. С этим он покончит тоже — с разбитыми уличными фонарями и прочими последствиями их бесчинств.
Стерлинг двинулся своим атлетическим шагом в самое сердце Мэйн-стрит; он чувствовал себя солдатом, посланным на разведку во вражеский тыл.
— Добрый вечер, сержант, — приветствовал Стерлинга несколько покровительственно, но достаточно любезно сквоттер Флеминг, вылезая из своей дорогой машины и перешагивая через сточную канаву; поля шляпы у Флеминга были достаточно широки — впору владельцу даже миллиона овец5
, — но все же не настолько, чтобы поставить под сомнение вкус ее владельца.— Добрый вечер, сэр, — отвечал Стерлинг.
— Добро пожаловать в Бенсонс-Вэлли, сержант. Нам здесь до зарезу необходим честный и решительный защитник закона.
— Благодарю вас, сэр. Это ваша машина?
— Моя.
— Должен вам сказать, сэр, она неправильно стоит.
— Я ставлю ее так вот уже двадцать лет.
— Здешний закон гласит: на стоянках машины надлежит ставить под углом, задом к тротуару.
— Впервые слышу о таком законе! — проворчал сквоттер.
— Действительно, сэр, раньше тут довольно-таки небрежно обращались с законом, но теперь мы все это изменим. На Мэйн-стрит проезжая часть широкая, но не длинная, по сторонам — вязы; поэтому желательно ставить машины под углом.
Сквоттер Флеминг не знал, как поступить. Он был главным инициатором смещения Флаэрти и чувствовал себя обязанным всячески поддерживать начинания нового полицейского. Но мог ли он предполагать, что именно он первый падет жертвой хваленой строгости Стерлинга?
Сквоттер Флеминг подчинялся законам; он одобрял их. Законы увековечивают существующий порядок, охраняют собственность самого Флеминга, его право принимать заклады и оставлять их себе в случае просрочки платежа, право нанимать и увольнять, право сдавать в аренду квартиры и выселять неплательщиков. Законы заставляют рабочих и безработных знать свое место, вносить квартирную плату, платить проценты и продавать свой труд по твердым ценам, когда это необходимо ему, Флемингу. Сквоттер Флеминг смутно понимал все это, и инстинкт самосохранения, столь сильно развитый у состоятельных людей, говорил ему, что все обстоит прекрасно в этом лучшем из миров и законы, властвующие в нем, несомненно, самые лучшие в мире.
Поэтому-то Флеминга и возмущало легкомысленное отношение сержанта Флаэрти к закону. Ведь нечестностью Флаэрти пользовались трактирщики, подпольные букмекеры и их клиенты-забулдыги — словом, подонки общества. К нему, сквоттеру Флемингу, законы об азартных играх и торговле спиртным отношения не имели. Захочется ему выпить — он пьет дома; потянет играть — он отправляется на Флегмингтонский ипподром либо на фондовую биржу.
А теперь его, извольте видеть, обвиняют в нарушении закона — закона об автомобильных стоянках!