Легенды Гарсариона: Искра (СИ)

Но вскоре случилось ещё более неожиданное. Полотно, которым была покрыта телега, возле которой умирал Кайден, слетело, и все вокруг озарил яркий свет, который не исходит даже от самого жаркого огня. Все вокруг поглотил этот свет, люди закричали. Кайден увидел, что по воздуху летает уже не только Пушистик, но и настоящие языки пламени. Поляна загорелась, люди загорелись. Он сам загорелся.

Громыхнуло, прутья клетки разлетелись в разные стороны с такой скоростью, что убили нескольких солдат из отряда, отбросив их. Русоволосый, стоявший перед Кайденом, орал как безумный, пытаясь согнать с себя огонь. Но вскоре он упал, его роскошные волосы сгорели, кожа обуглилась, части одежды прилипли к телу.

Но Кайден боли не ощущал, наоборот. Ему стало легче дышать, он снова почувствовал прилив сил, это было похоже на блаженство. Спокойное и безмятежное.

Потом вновь прогремело, авира обдало струей теплого воздуха, в то время как обугленные трупы отряда разлетелись в разные стороны. Трава тоже сгорела, земля плавилась, от лошадей ничего не осталось. Кайден повернулся и увидел Дейти, в ореоле слепящего света, ее волосы горели, глаза изливали нестерпимо яркий свет.

— От плоти Пламя, — сказала она своим голосом, но в то же время, звучал какой-то иной, красивый и жуткий голос, невероятно громкий. — От Пламени плоть. Сыны Пламени, Я есть свет. И через плоть прольется свет, последней каплей на вечную тьму! Я шлю вам свет, ираим

, и шлю вам Пламя, единой искрой!

Когда девочка закончила говорить (Кайден все это время с открытым ртом смотрел на нее), прогремел новый взрыв, осветивший все вокруг. Казалось вновь наступил день, даже небо стало светлым, на пару секунд.

Но вскоре асе померкло, вернулось к тишине и ночной темноте. В глазах Кайдена все ещё светилось, он ничего не видел. Нужно было время, чтобы привыкнуть к темноте.

На ощупь он поднялся, пытаясь схватиться за повозку. Но повозки уже не было, на ее месте была куча пепла, как и повсюду. Все вокруг было выжжено, от людей и лошадей ничего не осталось, а земля ещё дымилась. Авир пополз, его глаза уже немного привыкли, и он увидел лежащую на груде пепла Дейти, без сознания. Она была не тронута пламенем, цела и невредима. Кайден подполз к ней, протянул дрожащую руку, боясь коснуться ее. Она дышала спокойно, будто просто спала.

Наконец он осмелился. Подложив одну руку под голову, он приподнял девочку, заглянул в ее лицо. И тут у него едва не вырвались слезы. Он провёл пальцем по ее лицу, убрал лишние волосы.

— Прости меня, — выдавил он, прильнув к ее лбу своим. Слезы вырвались из глаз.

— Кайден… — хрипло выдавила Дейти, приоткрыв глаза. — Ка… К…

— Дейти! — дрожащим голосом позвал он, приложив руку к ее лицу. — Прошу, прости меня, я идиот! Прости, прости, прости!

Она не ответила. Ее глаза снова закрылись и голова повисла на руках авира.

— Нужно тебя отсюда вытащить, — сказал он.

Краем глаза он заметил легкое свечение, и повернулся. Рядом, среди пепла и дымящейся земли, сидел пушистик, а рядом лежала шляпа Кайдена, нетронутая и целая. Авир улыбнулся, потянулся за шляпой и в этот момент Пушистик сорвался с места и влетел ему прямо в лоб. Кайден сначала потерялся, едва не свалился на землю.

— Ау, — схватился он за лоб. — Больно!

Пушистик недовольно затрещал. Кайден усмехнулся.

— Я заслужил, по делом мне. И ты меня извини, дружище.

Несмотря на боль, несмотря на страх от того, что он только что видел, несмотря на неопределенность, он чувствовал себя как никогда счастливым.

Больше в этой жизни ему ничего не нужно было.

XXII

Делан

Он умер. Ещё тогда, когда они остались одни в небольшой комнате в одной из башен королевского дворца в Ваттаве. Тогда его кто-то хорошенько ударил по голове, и его больше не стало. Делан умер.

То, что осталось от него — проснулось на следующее утро в клетке, с прикованными к прутьям руками. Перед ним сидел Эрмир, рассматривая сено, которым была устлана клетка. Когда парень очнулся, тесть перевел на него красные глаза, один из которых заплыл и сверкал фиолетовым синяком. Он ничего не сказал, его лицо ничего не отражало. И это было не нужно. Они оба прекрасно понимали, что уже мертвы, что они проиграли. Так или иначе, они сделали все, что могли, по крайней мере, Делан себя не корил. Он не сожалел ни об одном решении. Теперь картина сложилась в его голове полностью, на это времени в клетке было предостаточно. Он осознал, что таллийская армия уходит из Алсогона, и это было хорошей новостью, к которой, однако, он отнесся с полным равнодушием. Как мертвец может радоваться? Разве могут теперь порадоваться те, кто погиб в первом сражении против гарнизона Матариса? Или те, кто Матарис брал? Те, кто бился под стенами Ваттавы? И кто погиб от козней предателей? Все его друзья, семья (кроме Эрмира, хотя он был в таком же безвыходном положении), все, кого он знал — мертвы. Потому что их предали.

Злился ли он на предателей? Нет. Терзала ли его смерть Дастона, его друга детства, который пал от руки Эрмира на его глазах? Нет. Вся эта война уже была где-то далеко, в прошлой жизни.