Легенды и мифы о Пушкине

Следующий всплеск общественного интереса к Пушкину пришелся на 1880 г. В этот год Москва торжественно праздновала открытие первого в России памятника Пушкину. С расстояния в сто с лишним лет с сочувствием и горечью наблюдаем мы за отчаянной попыткой русской интеллигенции сплотиться вокруг Пушкина, обозначить в общественной жизни России некую заповедную область, недоступную для политической борьбы и идеологического противостояния. Если бы интеллигенция сумела тогда добиться этого и тем самым заявить о себе как о самостоятельной и влиятельной общественной силе, быть может, вся история нашей страны пошла бы иным путем. Но история шла так, как шла, и братство независимых интеллектуалов распалось, не успев сложиться. Неудача кажется тем более трагически нелепой, что символ объединения — Пушкин — был выбран поразительно точно. И личность Пушкина, и его общественная позиция, и весь пафос его творчества как нельзя лучше подходили для того, чтобы родился миф о поэте мудром и терпимом, но и непреклонном в своем нежелании зависеть как от «властей», так и от «народа». Миф, в котором так нуждалось вечно раздраженное, разделенное на враждующие лагеря и жаждущее справедливости русское общество. Но это чисто теоретический, так сказать, нормативный подход. В реальности же из интеллектуальных споров, литературных дебатов, блестящих речей и банальных сентенций родились совсем другие мифы. Реконструировать их нам будет проще всего на материале посвященных Пушкину стихотворений, поток которых хлынул в периодику 1880–1890 годов. Они не могут, конечно, претендовать на полное и адекватное отражение процесса активной мифологизации Пушкина, толчок которому дали пушкинские празднества 1880 г., но мы и не ставим перед собой такой задачи. Массовая однодневная лирика репрезентативна по-своему: она дает срез наиболее расхожих штампов и представлений; она скользит по поверхности, но и вбирает все то, что на поверхности задерживается. Поэтому наиболее интересны с этой точки зрения не шедевры, не создания великих и выдающихся поэтов — выражение их ни на кого не похожего видения, а именно стихотворная беллетристика, непосредственно и незатейливо откликающаяся на злобу дня.

Прежде всего обращает на себя внимание усиленное педалирование национально-патриотической тематики. Например:

Он понял — прозорливый гений,Ложь иноземных заблуждений,Пути родные отыскал,Он верил в русскую державу,Нам уготовил нашу славу…(А. Гангелин.

«Памяти Пушкина»)Как славен и велик народ,Среди которого явилсяВеликий, истинный поэт,И с ним впервые засветилсяВ окошке русском русский свет!(Д. Минаев. «Поминки»)

Постоянны декларации типа:

Твой всеобъемлющий и чисто русский гений

Своеобразен и велик,Как Русь сама!(О. Чюмина. «К пятидесятилетней годовщине смерти А. С. Пушкина»)Как Пушкиным прославлена Россия,Так Пушкина прославит и она.(В. Мазуркевич. «К столетию дня рождения А. С. Пушкина»)

Нужно сказать, что за всем этим барабанным боем было и некое живое чувство: величие Пушкина воспринималось как залог возможного величия России и поэтому становилось моральной опорой для интеллигенции, не уверенной в будущем своей страны. Показательно, что в этом духе высказывались и такие поэты, как А. Н. Майков:

Мы приветствуем тебя —

Нашу гордость — как задатокТех чудес, что, может быть,Нам в расцвете нашем полномСуждено еще явить!

Характерный для поэтических обращений к Пушкину патриотический пафос очень часто сочетается с официозными декларациями. Вот характерные образцы:

Ты пел народы и царей, —Всем доброе внушал,<. . . . . . . . . . . . . .>

Любил ты наш простой народ —И сам любовь снискал.(И. Румянцев. «Пушкину»)И в час последний, в час свободы,Кончая жизненный урок,Он «символ» произнес народа:Россия, царь земной и Бог!^[229](М. «У подножия памятника»)