Вот у С
Или, например, Кашмировые — вообще-то, не слишком похожие друг на друга, они, тем не менее, были совершенно друг другу подходящи, а потому вовсе не разлучались. У Герды такого в жизни не было. Или?..
Ну да, Тьяльви… Полузабытый Тьяльви, живущий сейчас где-то очень далеко.
Он был похож на Герду больше всех: с такой же безволосо-голой кожей, такой же фигурой — ну, только целый. Из всех жителей Долины, которых Герда когда-либо видела, и более того, из всех живущих, которых когда-либо видела старая О’Сана, он походил на Герду почти идеально. Правда, вытянувшись на цыпочках, Тьяльви доставал взрослой Герде примерно до середины живота. И достоинства его были соразмерны с ее желаниями лишь много лет назад, когда они весело играли вдвоем у реки, и когда она совершенно не имела представления о своем теле и о его возможностях, воспринимая эти игры с обычной детской непосредственностью.
Позже, уже начав общаться с Джимболо, Герда часто думала, что если бы остричь со своего спутника всю шерсть, выпрямить вечно сгорбленную фигуру, укоротить достающие до пола руки, на которые Джим опирался при ходьбе; если отучить его вылавливать из шерсти блох и закидывать в рот, а еще от постоянных фруктов, засоривших шкурками все его жилье, то ее спутник был бы точь-в-точь похож на Тьяльви.
Это заставляло ее задаваться тем постоянным и мучительным вопросом, который задает себе любой: почему одни соседи похожи друг на друга, в то время как другие разительно различаются; и от чего зависит, как ты выглядишь и каков ты изнутри. Мысли эти изводили Герду довольно долго, пока в своем смятении она не натолкнулась на незыблемую мудрость воспитательницы.
— Я тоже искала в молодости, — сказала О’Сана. — Все ищут, никуда от этого не деться. Каждый желает найти
Она помедлила, скрупулезно протирая коротким, намасленным мохнатым усиком маленький мешочек, выглядывающих из-под сочленения двух самых толстых и твердых пластин на ее животе.
— Я так и не нашла ответа на этот вопрос, — сказала старушка, задумчиво поглаживая живот. Фасеты ее затуманились. — Но понятно, что у единения двух одинаковых есть высшая, неизвестная нам цель.
— И что же это за цель? — хрипло спросила Герда, у которой в груди защемило от предчувствия чего-то истинного и безмерного.
— Ну, — развела шестью руками О’Сана, сомкнув пробел в броне, — мы узнаем это лишь тогда, когда найдутся первые два одинаковых на свете… На моей памяти этого не случалось.
Даже получив столь мудрый ответ, Герда не могла успокоиться, ибо так и не узнала, почему Сильда и Мавия похожи на своих щебечущих дружков, а, например, Дха-дхи-дху не похож ни на кого из живущих вокруг, и бесконечно одинок. Единственных в своем роде вообще было ощутимо больше, чем похожих, а потому иметь отношения, подобные связи Герды с Джимболо, считалось удачей. Но все же чувство одиночества с раннего детства ходило за Гердой по пятам, и сейчас вновь стало невыносимым.
О’Сана, прожившая много, очень много лет, полинявшая последним хитином из сочно-зеленого в блекло-сероватый цвет, прошедшая по семи краям, последним из которых стала Долина и цветущие в ее центре Сады, лучше других понимала, каково сейчас Герде, единственный подходящий целый которой неизбежно постарел. Наблюдая за половинной, которая уже оплакала свой уходящий в прошлое союз, чуткая старушка неторопливо думала, как ей помочь.
— Погоди-ка немного, — задумчиво и негромко прожужжала она, поворачиваясь в шерстяному пузатому шкафу, стоящему в этом доме от прошлой хозяйки: Пушистой, память о которой О’Сана трепетно хранила, потому что Пушистая была лучшей из ее подруг. — Где-то тут были древние писания с ответами на все вопросы… сейчас, я поищу…
В шкафу действительно лежали шелестящие манускрипты с яркими картинками, хоть и поблекшими за бездну лет. Древние писания, содержащие мудрость, или просто предметы древнего обихода встречались повсюду, во всех краях. В большинстве своем они были ужасно хрупки, и осторожная О’Сана прибегала к их помощи крайне редко, чтобы они не рассыпались в пыль.