Легенды Пустоши

Но муженек уже ничего не видел и не слышал. Причмокивая в предвкушении грядущего удовольствия, он развернул самый большой сверток, извлек из него бледно-зеленый ломоть кактуса-мамми. Затем, не заботясь более о том, что солнце сожжет его кожу, сорвал с себя куртку. На левом плече его, покрытом незаживающими язвами, добавился новый надрез. Губчатую мякоть мамми Аймир вдавил в рану, будто собираясь так остановить кровь.

Кочевник отвернулся.

Да и на что тут смотреть? На очередного глупца, променявшего настоящую жизнь на мираж счастья? Таких много, и они на всё готовы ради очередной дозы.

Вот, значит, почему Аймир был таким нервным и нетерпеливым. Не семью он спешил спасти, а торопился вернуть сумку с мамми.

По мере того как действовал наркотик, Аймир закрыл глаза и лег на бок, лицо его исказила блаженная улыбка, изо рта потекла слюна.

Прогулявшись к повозке за двумя арбузами, Така протянул один женщине и сказал:

— Така уходит. Если хочешь, ты и мальчик идите с Такой. — Он кивнул на забалдевшего мужчину. — С ним вам не выжить. У него мамми в сердце. И мамми в голове. И сам он — мамми.

Женщина испуганно мотнула головой, потом прижала ладони к лицу и зарыдала.

У мальчишки тоже из глаз брызнуло. Вскочив с такыра, он подбежал к Таке и принялся молотить крохотными кулачками ему в бедро:

— Это мой папа, а не мамми! Мой папа! Мой!..

Детей Така не любил.

Ни своих — шумных, веселых, не знающих страха. Ни чужих — отпрысков тех безумцев, что посмели сунуться в Донную пустыню без проводника.

От детей одни неприятности.

— Скоро начнется песчаная буря. — Он развернулся и пошел обратно, ведь его ждали дома, а дом кочевника там, где его семья. — Прощайте.

Шаг за шагом, прочь от священного оазиса. Не оглядываясь.

Зная, что смотрят в спину.

* * *

Они догнали его, когда воздух уже напитался пылью.

Така стоял, раскинув руки в ожидании небесных скатов.

— Что ты делаешь? — спросил мальчик.

Шепча единственно верные слова, кочевник указал вверх.

Там, высоко-высоко над Донной пустыней, парили широкие ромбы с длинными шипастыми хвостами, источающими бледно-голубое сияние. Их было столько, этих ромбов, сколько людей в клане Таки. И были они сильны и прекрасны. Да что там, они — сама свобода!..

Ветер напоследок взвыл и затих, утащив с собой бурю и небесных скатов.

— Они очень красивые. — Мальчик тронул Таку за жилетку. — Я хочу как они. Улететь хочу. Ты мне поможешь, правда? Научишь?

От детей одни неприятности, но без них никак.

В тот день у Таки появилась новая жена и одним сыном стало больше.

Роман Куликов

ЦВЕТОК ПУСТЫНИ

— Идти!

Окрик Костолома прозвучал как удар плетью, принудив Самира подняться, накинуть драный балахон, взять кривую палку-посох и зашагать в сторону пыльного тракта.

Как же он не любил то, чем вынужден был заниматься!

Самир оглянулся. С тоской и сожалением посмотрел на оставленные у костра мешок и шкуры. Вряд ли он когда-нибудь увидит свои скудные пожитки — соплеменники разворуют их, едва он скроется за ближайшим барханом. И Самир их понимал: мертвецу вещи ни к чему. Сейчас ему предстояло в седьмой раз стать «приманкой». Прикинувшись усталым, изможденным бродягой, взывая к людской жалости и моля о помощи, остановить караван, чтобы братья могли напасть и без лишних потерь, неизбежных при погоне, захватить добычу.

«Приманки» обычно погибали, едва начинался набег и люди понимали, что попались в ловушку. То, что Самиру удавалось выживать до сих пор, уже само по себе было чудом. Прошлые разы оставили в память о себе три шрама от ударов саблей и два от пуль.

Духи Донной пустыни словно берегли его неизвестно для чего. Но Самир не испытывал к ним ни малейшей благодарности. Ведь это по их странной воле он родился не таким, как другие его соплеменники. С самого детства он завидовал своим братьям с их длинными мускулистыми руками, крепкими когтями, которыми можно разорвать врага или добычу. Ничего этого у него не было. Почему-то духи решили, что он должен быть похожим на людей. И пусть Самир лишь немного уступал соплеменникам в силе и ловкости, он знал, что настоящим воином ему никогда не стать. Быть «приманкой» — вот его удел.

Серый песок скрипел под ногами. Спрятанный под тряпками самострел больно упирался рукояткой в ребра, но Самир не подавал виду. Если бы Костолом заподозрил, что у него с собой оружие — непременно отобрал бы, да еще хорошенько наподдал. «Приманка» должна быть беззащитной и не вызывать у людей опасений.

Самир посмотрел на тракт. Далекое облако пыли в стороне горы Крым возвещало о приближении каравана.

Нужно было приготовиться — занять такую позицию, чтобы караванщики издалека заметили его, присмотрелись и поняли, что заблудившийся в пустыне бедолага не представляет для них угрозы.

Лучше всего идти в том же направлении, что и караван. Пошатываться, иногда падать, с трудом подниматься. Всячески показывать, что обессилен, но еще не при смерти.