Легенды российских тамплиеров

Не согласился Зверь и стал к высшим космосам подниматься. Увидел Зверя, к верхам поднимающегося, сторожевой отряд Аранов, и бросился, с боем дорогу к Верхам загораживая. И нанесли Зверю страшный удар своими мечами мистическими, смертельную рану нанесли они ему. Но увидели Араны, что Зверь — не дух, что имеют они дело с «заммой» и, зная невозможность победы своими силами, улетели. А Зверь, смертельную рану получивший, понял тогда, что ему одному не справиться в нашей бесконечности и решил послушать тёмного Арлега. Вернувшись в космосы, тёмным Арлегом охваченные, взмолился к нему Зверь Бездны, огнем палимой, прося дать ему возможность властвовать на землях, дабы отомстить Творцам. И тёмный Арлег, рану его смертельную исцелив, дал ему силу и возможность на многих землях царствовать, пока он не потребует обратно свои владения.

«И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена; но эта смертельная рана исцелила. И дивилась вся земля, следя за Зверем, и поклонились Дракону, который дал власть Зверю. И поклонились Зверю, говоря: кто подобен Зверю сему? и кто может справиться с ним? И даны ему были уста, говорившие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе. И дано ему было вести войну со святыми и победить их; и дана ему была власть над всяким коленом и народом, и языком, и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (Апок. XIII, 3–8).

Гордостью проникся тогда Зверь Бездны, и, явившись на Земле, стал проповедовать учение свое, говоря, что нет Бога, которого надлежит чтить, ибо не было во вселенной Дракона тех, кто создал её. И так говорил он о творчестве Элоимов:

«Все, что создали они, в самой основе своей неверно, а потому плохо! В этом творчестве везде следы размаха абсолютного, все несет в себе вечное и бесконечное, а это немыслимо. Только конечное не приводит к абсурду, так как конечны существа созданные. Не существует жизни иной, а если бы даже она и существовала, то нет памяти жизней последовательных, а это все равно, как если бы жизней этих не было! Нелепо и учение Эонов о „любви безграничной“, о любви к врагам нашим, нелепо и противоестественно. Возьмем, например, заповедь „люби врага своего“, — что в ней хорошего? Естественно людям любить друзей своих, а врагов ненавидеть. Не ясно ли, что враги, если мы будем любить их, победят нас и лишат всего, что нам дорого. Нас утешают, что за все эти потери мы получим награду на том свете. Но, ведь, если имеется „тот свет“, что сомнительно, то не лучше ли, чтобы людям и тут и там хорошо было. Для нас же нет будущей жизни, потому что если бы даже она и существовала, в ней нет памяти о жизни прошлой, а это все равно, как если бы той жизни не было! Во всяком случае, надо поставить предел размаху абсолютных требований. Абсолютное — не добро и не зло. Вместо него надо взять руководством третье правило: „своя польза без вреда ближним“».

Так учил он, и многие его заветам следовали. Начинали они делить всех на друзей, которых любили, и на врагов, которых ненавидели. Но соглашавшиеся с этим с течением времени замечать стали, что к числу врагов, которым разрешалось делать зло, относятся все большие и большие группы людей. Пришли они, наконец, к тому, что всех, кроме себя, стали принимать за врагов. Но и этим дело не ограничилось. Все дальше шли они в различении своем и не могли остановиться: любя сначала только себя самих, и в себе начинали они одно любить, а другое ненавидеть. Все меньше и меньше сторон любили они в себе и все больше ненавидели. Самовлюбленность повлекла за собой свою антитезу — самоненависть. Сегодня я любовался собой, а завтра начинал ненавидеть себя за то, чем любовался. И скоро уже не любили они ничего — ни вне себя, ни внутри. Одна ненависть пронизывала их, и ужасными стали их страдания. Еда, питье, одежда и жажда власти над собой подобными выдвигались на первый план.

«Что там ни говорите, — утверждали последователи Зверя, — а материальное благосостояние самое главное, и не только самое главное, но и основа всего! Сострадание? Любовь? Милосердие? Ха, ха, ха! Я — Зверь, вы — животные, которых я пожираю! Этим все кончается…»

Все это проповедовалось чрезвычайно гордо, хотя умным и казалось глупым, но громадное большинство охотно слушало эту проповедь. А когда указывали людям лучшие между ними на начертанное в душе высшее, светлое начало, те говорили:

«Его надо изжить, им надо пренебречь! И сохранить в людях вновь на них изливаемое начало нового учения: захватывай, что можешь».

А сам Зверь говорил, что на Земле все гораздо лучше устраивается, чем в мирах, ему не подчиненных…