Легко (сборник)

В оглушившей тишине пилот снял с головы шлем и неодобрительно посмотрел на Калушенко. Все пилоты обладают определенной степенью проницательности, поэтому доброжелательного взгляда у пилота не получилось. К счастью, Калушенко проницательностью не обладал. Он открыл глаза и увидел, что вертолет стоит, уныло опустив лопасти, посередине заросшего травой трамвайного кольца, что сразу два трамвая, удивленно позвякивая, огибают его, чтобы подобрать нескольких оторопевших пассажиров и скрыться за поворотом.

– Слушай мою команду. Пилот остается старшим. Наблюдать за вертолетом, никуда не отлучаться. Личный состав в полной амуниции стройся!

Пилот громко и демонстративно высморкался, личный состав лениво выбрался на траву и выстроился по росту. Припадая на отсиженную в вертолете ногу, Калушенко осмотрел строй, проверил натяжение поясных ремней, чистоту воротничков и длину причесок и скомандовал:

– Напра-во! Левое плечо вперед шагом марш! Направление парковые насаждения, флагшток с государственным флагом. Ровней держать строй! Левой, левой! Раз! Два! Ровнее строй!

09

Вы думаете, что история – категория самообразующаяся? Да. Она создается понемногу каждым действующим в ней лицом, создается даже помимо его воли. Выполнить свою долю в мировом историческом процессе под силу любому индивидууму. Если поделить историю на вклад в нее каждого, то каждому достанется совершенно незначительная роль. Но статистика – вещь обманчивая. Вам говорят, что средний доход на каждого жителя вашей страны составляет вот такую-то небольшую сумму, а вы смотрите на роскошные виллы государственных чиновников, получающих неприлично маленькие зарплаты, и понимаете, что фактический средний доход на каждого жителя вашей страны еще меньше. Да и история вещь самообразующаяся только тогда, когда вы наблюдаете за ней из своего окна. Но не рассчитывайте на свою предначертанную индифферентность, закружит, завертит, как щепку в водовороте, соскоблит с подоконника, расплющит об асфальт, накормит обглоданными кем-то хлебными корками, и, слава богу, если оставит в живых вас, ваших детей… Может быть, слава богу, если не оставит в живых? Нам бы не в рубашках, а в касках и бронежилетах рождаться.

Илья Петрович не ждал от жизни ничего хорошего. Все хорошее, что было необходимо ему и окружающей его среде (от собственной квартиры до собственной страны), он организовывал для себя сам. Из наркотиков и горячительных напитков он по-настоящему признавал только легкое опьянение от власти, причем от власти полезной, успешной и выдержанной. Он сам создавал историю. Дарил себе и своему городу праздники и громкие события, строил памятники архитектуры, порождал слухи, предания и сказания. Он не был Наполеоном, но он и не хотел быть Наполеоном. Ему не нужна была история ради истории. Ему нужен был благополучный финал. Или, что еще лучше, бесконечный благополучный сериал. И в этом смысле он был нужен и полезен городу и любим городом, как и каждый случайно оказавшийся нормальным начальник после бесконечной череды идиотов, дураков, воров, трусов и прочих проходимцев, или вроде бы нормальных людей, но портящихся на глазах или неспособных хитрым маневром парусов двигаться против ветра, меняя галсы. Был ли он в чем виноват перед городом? Есть вещи, которые становятся известны только перед судом господним. И некоторые верят, что он однажды случится. Но это потом. Может быть. Сейчас Грядищев создавал городскую историю.

– Илья Петрович! – окруженная развевающимися юбками, как капуста, которая так и не пошла в кочан, а ограничилась листьями, за ним семенила Софья Ивановна Гогенцоллер, оттесняя и двух его заместителей, и всех помощников, и охрану сразу.

– Да, Софья Ивановна, – сосредоточенно вышагивая по территории сквера, превращенного в палаточный городок, отвечал Илья Петрович.

– В зоне карантина до сих пор нет ни одной походной кухни! Палатка драная! А если дождь? Из чего делать туннель для проведения инфицированных на территорию карантина?

– Территорию карантина огородили?

– Заканчиваем! – выскочил вперед, как велосипедист при финишном спурте, Иннокентий Глухер. – Колючая проволока по периметру на столбах плюс путанка и вторым периметром рабица.

– По углам поставьте вышки!

– Волейбольные пойдут.

– Пойдут. Что с тоннелем?

– Изучаем вопрос!

– Езжайте в «Хозяйственный», получите все компактные теплицы, делайте тоннель из теплиц!

– Понял! – восхитился Иннокентий и исчез так же стремительно, как и появился.

– Илья Петрович! – судорожно вмешался Ефим Ефимович. – Нет денег! Совсем нет!

– Как нет? – удивился Илья Петрович. – Ефим Ефимович, куда вы их деваете?!

Ефим Ефимович вздрогнул, закатил глаза и затрясся всем телом, демонстрируя административный апокалипсический удар, представляющий собой что-то среднее между приступом эпилепсии и методом полной «несознанки» на допросе у следователя.

– Ну-ну! – Илья Петрович похлопал Ефима Ефимовича по спине. – Не стоит. Вы же не нарком Семашко, в конце концов. Как будто не знаете, откуда берутся и куда деваются деньги? Александр Александрович! Вадим Андреевич!

– Слушаем!