– Знаешь, Вер, с тем временем просто не сравнить. Из поселка Он мы ехали сначала на грузовике, потом на тракторных санях еще с двумя компаниями. Одна была из Свердловска, другая из Архангельска. Довезли нас до конца лесовозной дороги, дальше тропа. Обе компании ушли вперед – свердловчане с одной большой надувной лодкой, на которой они устанавливают на раме греби как на плоту – в носу и в корме, а архангелогородцы – одни мужики, – кажется, все медики – с байдарками. Потом нас обогнал многолюдный сбор инструкторов водного туризма – человек около тридцати. Они шли налегке с небольшими рюкзаками и веслами в руках, а байдарки для них на Кантегир доставляли на вертолете. Потом нас то догоняла, то отставала от нас мужская компания плотовиков из Черемушек – Саяногорска. На самом Кантегире чуть выше устья Самбыла застали еще две команды, строившие каркасы из жердей для плотов на автомобильных камерах – одна целиком мужская из Ташкента, другая – сборная из Минска и Ульяновска, в ней было три или четыре женщины и примерно столько же парней. И еще на перевале из Она в Кантегир встретился одиночный турист – Сережа из Красноярска. Трудно найти подходящее место для бивака, где бы никто до тебя не останавливался. А помните, как было тогда? Почти никаких следов пребывания людей, если не считать тувинцев, которые перегоняли овечьи отары из Тувы по Карасибо к Абакану. Дичи, конечно, тоже почти не осталось.
– А ты охотился? – спросила Лена, знавшая, как ценно было для Михаила добывать в походе какую-нибудь дичь.
– Немного. На подходах мы с Мариной стреляли кедровок. Террюше они тоже нравились, не только нам. Как они нас в тот раз поддержали! Ореха, кстати, и сейчас было много, особенно в верховьях Малого Левого Она. Поэтому там и кедровки попадались чаще. А на самом Кантегире еще пять рябчиков подстрелили. И все.
– Ну, это неплохо, – сказали Вера с Леной.
– За четыре года до этого в походе по Енисею мы двадцать два рябчика добыли. А тут они почти не встречались. В прибрежной полосе их, наверно, повыбивали, а искать где-то выше было в общем-то некогда. И никаких соболей – не то, что в прошлый раз.
– Ты еще носишь своего? – спросила у Лены Вера.
Михаил понял, что она хочет сделать приятное ему. Из тех трех, которых они тогда подстрелили, добытый им и поднесенный, естественно, Лене, был самый темный.
– Сейчас уже нет, – немного сконфузившись, ответила Лена.
Михаил усмехнулся. Это было единственное ценное материальное приобретение в том походе, где так много пришлось потерять. Ну, а после этого похода он добыл себе какое-никакое душевное успокоение. Непройденного до конца маршрута в его практике больше не было. Во всяком случае – пока. И даже Лена с Верой радовались так, словно и у них свалилась с души давно гнетущая тяжесть. Что же, можно было считать, что он старался и за них, как и за всю тогдашнюю компанию за исключением Вадима. Впрочем, тому вообще вряд ли нравилось вспоминать о Кантегире. В несложные походы он, по слухам, еще иногда ходил, но желания превзойти самого себя у него со времени Кантегира больше не появлялось.
А вот Наташе Фюрстенберг, хотя она и пропустила тот поход из-за рождения Кати, оказалось не все равно, пройдена ли та река, которая пресекла адмиралтейскую карьеру отца ее дочери. Примерно через полгода после приема у Лены в честь прохождения Кантегира, Михаил и Марина случайно столкнулись с Наташей и Катей в электричке. Обе пары собирались покататься на лыжах. Располневшая Наташа была искренне рада встрече, и первое, что она сказала, прозвучало буквально так: «Вся компания не смогла пройти, а ты прошел. Молодец!» Михаил же ответил тем, о чем чего действительно никогда не забывал: «А я все вспоминал ту дополнительную лепешку, которой ты втихаря угостила меня, когда пекла их на Щугоре ровным счетом по три штуки на каждого!» И то правда – была у них с Наташей большая взаимная симпатия, несомненно была. Михаил всегда думал о ней как о прекрасном походном спутнике и как о женщине тоже думал, думал только хорошее, и даже связь с Вадимом никак не роняла ее в его глазах.
Глава 8
Вспомнив о Наташе Фюрстенберг, Михаил задумался и о других, не только знакомых, туристах, переставших ходить в походы. Чувствуют ли они теперь, что потеряли одно из самых привлекательных в жизни занятий, или считают, что оставили лишь одно из преходящих увлечений, свойственных молодости – вроде увлечения волейболом или футболом? Судя по всему, значительная часть из них действительно не ощущала особого ущерба для себя и своего развития, отказавшись от довольно безжалостного по отношению к себе способа проводить свой досуг и отпуск. Ну, было дело, увлеклись походами, перебесились, зато потом вполне поумнели – что же плохого? В жизни полно других привлекательных занятий – не все же время наслаждаться спортивным дискомфортом и самоистязанием во имя приобщения к высшим эталонам природной красоты!