ЛЕГО

Пальмовая столовая называлась так, потому что подле каждого стола там стояла пальма в кадке, и трапезы отдыхающих небожителей проходили как бы в елисейских кущах, под сенью райских дерев. Допускали в это благословенное место отнюдь не всякого, у врат восседал страж, проверявший пропуска и, согласно цвету талончика, взиравший на выдающихся литераторов первой категории с любовной улыбкой, на видных с ласковой, на талантливых бесстрастно, а на подающих надежды с отеческой суровостью. И лежала перед стражем заветная Книга Судеб, в которой он ставил магические знаки против каждой фамилии.

Уже пропущенная в святилище Рита, прибывшая на обед позже всех, уронила на пол пропуск, не спеша за ним наклонилась, и подсмотрела графу с интересовавшей ее фамилией, а напротив галочку, означавшую, что носитель фамилии уже прибыл и сидит за первым столиком. В соответствии со своим гордым номером, тот находился в самой почетной части зала, на возвышении, за нарядной баллюстрадкой, вдали от длинных казарменных столов третьей категории, а всё же был оттуда неплохо виден.

Там, на Олимпе, сидели три человека: известная детворе всей страны поэтесса Лафкадия Манто, автор стихотворения «Танечка-стаханечка»; маститый господин со смутно знакомым Рите лицом — ни в коем случае не товарищ, а именно господин с гоголевскими власами до плеч, такого в дореволюционные времена опытный официант сразу начинал величать «сиятельством»; и еще очень полный блондин с добродушнейшей улыбкой на румяных, как наливные яблоки щеках.

На него-то Рита и стала смотреть, почти не отрываясь. Блондин не мог быть никем другим кроме как Свиридом Свиридовичем Безбожным, руководителем одного из важнейших и ответственнейших отделов Сонарписа.

Пристальная наблюдательница отказалась и от первого (селянка по-красноказачьи), и от второго (чахохбили из кур), а компот из абрикосов взяла, но даже не пригубила. Тщетно расточал умопомрачительные запахи поднос, на котором лежали свежевыпеченные ватрушки, медовые коржи, маковые булочки и абсолютный шедевр Буба-Икринского кондитера — яблочный штрудель. Ничего Рита не отведала, ни к чему не притронулась, а на вопрос соседа, в каком жанре она работает, невпопад ответила: «Какая же гадина», после чего сосед, колхозный лирик, на всякий случай отодвинулся.

Подиум, отведенный для самого лучшего стола, являл собою полукруглую веранду, откуда открывался умопомрачительный вид на бухту, и не было решительно ничего странного в том, что одна из курортниц, эффектная молодая дама с несколько бледным, еще не загоревшим на южном солнце лицом, поднялась по ступенькам и встала у высокого окна, вполоборота к трем выдающимся членам творческого союза. Маститый литератор (очень интересно, кто бы это мог быть) взглядом ценителя окинул стройную фигуру любительницы природы, детская поэтесса внимательно посмотрела на туфли, а товарищ Безбожный головы не повернул, он был увлечен штруделем, а кроме того готовился сделать важное объявление.

— Непременно приходите на мое выступление о нечистой силе, не пожалеете, — услышала Рита, косившая глаз в сторону стола. — Я собираюсь закрыть эту тему раз и навсегда. Нанесу сокрушительный удар по Черту и чертовщине, истреблю этот жанр как класс.

— Ммм? — заинтересованно промычал с набитым ртом длинноволосый.

Поэтесса спросила:

— А читали вы мой новый сборник «Красные чертенята»?

— После моего выступления и статьи, которую я напишу на его основе, никаких чертенят не останется. Придется вам менять название, — засмеялся Свирид Свиридович.

Рита, должно быть, уже насладившаяся видом, двинулась в обратном направлении. Она прошла очень близко от столика, задев рукавом ключ, что лежал около тарелки товарища Безбожного.

Ключ (на нем висел латунный кружок с цифрами «1–2»), упал на пол.

— Ах, какая я неловкая. Ради бога извините, — пробормотала Рита и присела на корточки.

— Бога нет, гражданочка, — с веселой улыбкой сказал ей завотделом. — А если прямо отсюда отправитесь на мою лекцию в ДК, то узнаете, что нет и черта.

— Вот, еще раз прошу прощения.

Распрямившись, Рита положила ключ на скатерть и на миг, всего на миг, посмотрела заведующему в глаза, и тому вдруг показалось, что в помещении сделалось темно. «Переел. Не надо было хомячить третий кусок штруделя», — подумал Свирид Свиридович.

— Так приходите, — сказал он вслед элегантной женщине.

— Ни за что не пропущу, — был ответ.

Сеанс разоблачения и магия