От усталости и напряжения голос его хрипел. В момент победы наступила реакция. Хорнблауэр вынужден был остановиться и подумать, заставляя себя сосредоточиться, прежде чем отдать следующий приказ. Он повесил рупор на стропку, повернулся к Бушу — два незапланированных движения выглядели крайне драматично в глазах команды, во все глаза смотревшей на капитана и ожидавшей, что же он скажет.
— Мистер Буш! Вы можете отпустить подвахтенных, будьте так любезны.
Последние слова дались значительным усилием воли.
— Есть, сэр.
— Закрепите пушки и отпустите людей с постов.
— Есть, сэр.
— Мистер Проуз! — Взглянув на Уэссан, Хорнблауэр прикинул, насколько их снесло ветром. — Положите корабль в бейдевинд на левый галс.
— В бейдевинд на левый галс. Есть, сэр.
Строго говоря, больше приказов не требовалось. Он может отдаться своей усталости. Но желательно, а точнее, необходимо добавить еще несколько слов.
— Нам придется лавировать обратно. Позовите меня, когда будет меняться вахта.
Произнося эти слова, Хорнблауэр мысленно представлял себе, что они для него означают. Он может упасть на койку, вытянуть усталые ноги, дать напряжению постепенно схлынуть, отдаться усталости, осознать, что в течение часа или двух ему не придется принимать никаких решений. И тут он с изумлением пришел в себя. Он понял, что все еще стоит на шканцах и все глаза устремлены на него. Он знал, что должен сказать несколько впечатляющих слов. Он знал, что это необходимо, — следует удалиться достойно, как какой-нибудь несчастный актер удаляется за занавес. Для простых матросов его слова будут наградой за усталость. Они смогут вспоминать и пересказывать эти слова месяцы спустя. Эти слова — и уже поэтому стоит их сказать — помогут матросам сносить тяготы блокадной жизни. Хорнблауэр двинул усталые ноги в сторону каюты и остановился там, где больше всего матросов могли услышать его слова, чтобы повторить их потом.
— Мы возвращаемся следить за Брестом. — Мелодраматическая пауза. — «Луара» или не «Луара».
VII
Хорнблауэр обедал в тесной штурманской рубке. Солонина, видимо, была из новой бочки — у нее был особый привкус, не скажешь, что неприятный. Наверное, ее солили на другом провиантском складе, с другим количеством соли. Хорнблауэр обмакнул кончик ножа в горчицу. Горчицу он одолжил — выпросил — в кают-компании и чувствовал себя виноватым. Кают-компанейские запасы наверняка уже истощились, — с другой стороны, сам он вышел в море вообще без горчицы, из-за того что женился и готовился к плаванию одновременно.
— Войдите! — крикнул Хорнблауэр в ответ на стук.
Вошел Каммингс, один из «молодых джентльменов», волонтеров первого класса, «королевских учеников», которых Хорнблауэру в спешке всучили вместо опытных мичманов.
— Меня послал мистер Пул, сэр. Новый корабль присоединился к Прибрежной эскадре.
— Очень хорошо. Иду.
Был солнечный летний день. Несколько кучевых облаков оживляли однообразную голубизну неба. Лежа в дрейфе под обстененным крюйселем, «Отчаянный» почти не кренился — так далеко от берега слабый восточный ветер почти не поднимал волн. Хорнблауэр, выйдя на шканцы, сначала обвел подзорной трубой побережье. Шлюп находился у самого входа в Гуле, и внутренний рейд был отсюда отчетливо виден. С одной стороны виднелись Капуцины, с другой — Пти-Мину, «Отчаянный» же был между ними. Как и в дни мира, но теперь уже по необходимости он держался на расстоянии чуть больше пушечного выстрела от батарей, расположенных в этих двух точках. Посреди бухты торчали рифы — самый крайний из них Поллукс, за ним «Девочки», а на внутреннем рейде стоял французский флот, вынужденный сносить беспрестанный дозор «Отчаянного», зная превосходящую мощь Ла-Маншского флота, лежавшего прямо за горизонтом.
В его-то сторону Хорнблауэр и посмотрел, закончив осматривать побережье. Основная часть Ла-Маншского флота, чтобы скрыть свою силу, оставалась вне пределов видимости — даже Хорнблауэр не знал точно его численность. Но прямо на виду, всего в трех милях мористее, лежала в дрейфе Прибрежная эскадра, мощные двухпалубные корабли, готовые в любой момент прийти на помощь «Отчаянному» и двум фрегатам, «Наяде» и «Дориде», если французы вздумают напасть на докучливых соглядатаев. Раньше линейных кораблей было три, а сейчас Хорнблауэр видел, как к ним в крутой бейдевинд приближается четвертый. Хорнблауэр машинально взглянул на Пти-Мину. Как он и ожидал, крылья расположенного на мысе семафора двигались: от вертикали к горизонтали, потом опять к вертикали. Наблюдатели сигналили французскому флоту, что к Прибрежной эскадре присоединился четвертый корабль, — они замечали любое, даже незначительное перемещение и тут же докладывали о нем, так что в ясную погоду французский адмирал получал известие уже через несколько минут. Это страшно мешало британцам и помогало каботажным судам постоянно проникать в Брест через проход между мысом Ра и островом Сен. Что-то надо предпринять против семафорной станции.
Буш выговаривал Форману, которого терпеливо, вернее, нетерпеливо обучал обязанностям сигнального офицера.