Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы (сборник)

Отвлекали — раздражали и тем отвлекали — неумелые заботы Бэйли, переведенного из кают-компании. Приятно было выйти в точности к мысу Ортегаль и лететь вдоль бискайского побережья. Хорнблауэр увидел Феррольский залив, где долгие месяцы томился в плену. Он тщетно пытался разглядеть Чертовы Зубы, где заслужил себе свободу. Потом достигли самой западной точки Европы, и Хорнблауэр задал новый курс (ветер, вот чудо, продолжал помогать), и они в бейдевинд обогнули мыс Рока.

Потом наступила ночь, когда ветер сменился на противоположный, и Хорнблауэра раз десять поднимали с постели. Он, к крайней своей досаде, вынужден был класть «Отчаянного» на левый галс и удаляться от берега, в сторону, противоположную намеченной цели. Но вот наступил удивительный рассвет, ветер задул с юго-запада легкими порывами, потом сменился сильным западным бризом. Поставили лисели. «Отчаянный» двинулся к югу, и в полдень мыс Рока уже едва различался с подветренной стороны.

В следующую ночь Хорнблауэру тоже пришлось вставать, чтобы после мыса Сан-Висенти сменить курс. Ветер дул с левой раковины, и «Отчаянный» под всеми парусами летел прямо к Кадису. После полудня скорость нередко достигала одиннадцати узлов. Вскоре впередсмотрящий различил землю прямо по курсу. Каботажные суда стали попадаться чаще. При виде британского военного корабля они поспешно поднимали флаги нейтральных государств — Испании и Португалии. Через десять минут новый крик с мачты возвестил, что они вышли в точности куда надо, а еще через десять Хорнблауэр, направив подзорную трубу вправо по курсу, различил белеющий вдалеке Кадис.

Он мог бы порадоваться своему успеху, но сейчас было не до того. Надо будет запросить у испанских властей разрешение войти в порт. Хорнблауэра волновала также предстоящая встреча с британским представителем, и — сейчас или никогда — надо было решать, что делать с Доути. Мысль о Доути мучила его все те чудесные дни, когда они мчались на всех парусах, отвлекала от приятных мечтаний о богатстве и повышении, мешала продумывать свое поведение в Кадисе, подобно побочным сюжетам в шекспировских пьесах, которые, неожиданно возникнув, вдруг приобретают равное значение с основным действием.

Да, как сказал уже себе Хорнблауэр, сейчас или никогда. Надо было решаться и действовать сию же минуту: раньше было бы преждевременно, потом — слишком поздно. Он часто рисковал жизнью на королевской службе, быть может, служба задолжала ему жизнь взамен. Довод сомнительный, и он вынужден был признать, придя к окончательному решению, что просто потворствует своим слабостям. Он сложил подзорную трубу с той же яростной решимостью, с какой недавно сошелся с врагом в Гуле.

— Позовите моего слугу, — сказал он.

Никто, слышавший эти малозначащие слова, не догадался бы, что произнесший их человек замышляет серьезный служебный проступок.

Бэйли весь состоял из локтей и коленей и, несмотря на возраст, казался подростком. Он козырнул, приветствуя капитана. Их видели и (что важнее) слышали человек двенадцать.

— Я жду сегодня к ужину консула его величества, — сказал Хорнблауэр. — Я хотел бы угостить его чем-нибудь особенным.

— Ну, сэр… — начал Бэйли.

Именно этого Хорнблауэр от него и ждал.

— Говори же, — проскрежетал Хорнблауэр.

— Точно не знаю, сэр, — сказал Бэйли.

За последние дни он достаточно часто страдал от вспышек капитанского гнева — это не было запланировано, но оказалось кстати.

— Черт побери. Придумайте что-нибудь.

— Есть кусок холодной говядины, сэр…

— Холодной говядины? Консулу его величества? Бред.

Хорнблауэр с видом глубокой задумчивости прошелся по палубе, потом повернулся на каблуках:

— Мистер Буш! Мне придется на сегодняшний вечер выпустить Доути из-под стражи. От этого дурня никакого прока. Проследите, чтоб Доути явился ко мне в каюту, как только у меня будет время.

— Есть, сэр.

— Очень хорошо, Бэйли. Ступайте вниз. Мистер Буш, будьте любезны подготовить к салюту каронаду номер один правого борта. И посмотрите — не нас ли ждет этот люгер guarda costa?

Солнце клонилось к закату, бросая на белые домики Кадиса романтический розовый отблеск. На палубу «Отчаянного» поднялись санитарные врачи, флотские и армейские офицеры. Они должны были проследить, чтобы в Кадис не занесли заразные болезни или не нарушили нейтралитет. Хорнблауэру пригодился его испанский, изрядно подзабытый (он не говорил по-испански с последней войны), но очень не лишний для этих формальностей. «Отчаянный» под марселями скользнул к входу в залив, памятный Хорнблауэру по заходу сюда на «Неустанном», хотя с той поры минуло много лет.

Вечерний бриз разнес над заливом пушечный салют: начала каронада «Отчаянного», ей ответила крепость Санта-Каталина. Пока испанский лоцман вел «Отчаянного» меж кабанов и свиней — Хорнблауэр подозревал, что свиньи — это морские свиньи, то есть дельфины, по-испански porpoises, — матросы ждали приказа убрать паруса и бросить якорь. В заливе стояли несколько военных кораблей, причем не испанские — те Хорнблауэр различал дальше, во внутренних гаванях.