Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы

Он открыл дверь. Проблем не осталось, остался только ужас, дикий ужас. Гримс висел на веревке, продернутой через крюк, на котором крепилась лампа. Он мерно покачивался вместе с кренящимся судном, волоча по палубе колени. Лицо его почернело, язык вывалился — эта жуткая качающаяся вещь на самом деле ничуть не походила на Гримса. У него не хватило смелости принять участие в вылазке, но, когда он все понял, когда команда показала свое к нему отношение, хватило решимости на такое — медленно удавиться, спрыгнув с койки.

Из всей команды «Отчаянного» один Гримс, пользуясь положением капитанского вестового, мог обрести требующееся для этого уединение. Он понял, что его ждут кошки или виселица, матросы начали над ним издеваться — какая горькая ирония, что семафорную станцию, на которую он побоялся напасть, охраняли всего лишь беззащитный штатский и его жена.

Шлюп плавно покачивался на волнах, свесившаяся голова и мотающиеся руки покачивались вместе с ним. Хорнблауэр стряхнул охвативший его ужас, принуждая себя мыслить ясно, превозмогая усталость и отвращение. Он подошел к двери — часового еще не поставили, но это простительно, ведь морские пехотинцы только что вернулись на борт.

— Пошлите за мистером Бушем, — сказал он.

Через минуту появился Буш и тоже напрягся, увидев качающееся тело.

— Я попрошу вас немедленно убрать это, мистер Буш. Выбросьте его за борт. Похороните. Похороните по-христиански, если хотите.

— Есть, сэр.

Произнеся эту формальную фразу, Буш замолк. Он видел, что Хорнблауэр сейчас еще менее склонен к разговорам, чем несколько минут назад.

Хорнблауэр прошел в штурманскую рубку и упал в кресло. Так и сидел он без движения, положив руки на стол. Почти сразу он услышал, как прибыл посланный Бушем отряд, услышал удивленные возгласы и даже смешок, но все мгновенно стихло, стоило матросам понять, что он сразу за дверью. Голоса перешли в хриплый шепот. Что-то упало, потом что-то поволокли по палубе. Хорнблауэр понял, что тела в каюте больше нет.

Он поднялся и твердым шагом вошел в каюту, как человек, против воли идущий на дуэль. Он не хотел этого, каюта вызывала у него отвращение, но на крохотном суденышке некуда было больше идти. Он должен привыкать. Пришлось отбросить жалкую мысль, будто можно перебраться в твиндек за перегородку, а сюда переселить, скажем, унтер-офицеров. Это повлекло бы за собой бесконечные неудобства, а главное — бесконечные кривотолки. Придется жить здесь, и чем больше он будет себя в этом убеждать, тем меньше ему будет этого хотеться. Ноги подкашивались от усталости. Он подошел к койке: в мозгу тут же возникла картина, как Гримс стоит на коленях, просунув голову в петлю. Хорнблауэр заставил себя хладнокровно принять эту картину как дело прошлое. Сейчас — это сейчас. Он рухнул на койку в башмаках, с ножнами, не вынув из кармана мешочка с песком. Не было Гримса, чтобы помочь ему раздеться.

XI

Хорнблауэр успел написать адрес, дату и слово «сэр», прежде чем осознал, что составить рапорт будет совсем не просто. Он был совершенно уверен, что письмо появится в «Вестнике», но это он знал с тех самых пор, как собрался его писать. Это будет «письмо в „Вестник“», одно из немногих писем, которые выбираются для публикации из сотен рапортов, поступающих в Адмиралтейство. Его первое появление в печати. Он сказал себе, что напишет стандартный прямолинейный рапорт, и все же ему пришлось задуматься, и дело было не в волнении актера перед выходом на сцену. Публикация письма означает, что его прочтет весь мир. Его прочтет весь флот, значит прочтут подчиненные Хорнблауэра, а он хорошо, слишком хорошо знал, что ранимые молодые люди будут пристально изучать и взвешивать каждое слово.

Что еще существенней: письмо прочтет вся Англия, а значит, его прочтет и Мария. Письмо приоткроет для нее щелочку в жизнь мужа, куда ей доселе заглянуть не удавалось. В интересах карьеры стоило бы честно, хотя и скромно описать все опасности, которым он подвергался. Но это будет прямо противоречить тому бодрому, легкомысленному письму, которое Хорнблауэр собирался написать жене. Мария — проницательная маленькая особа, ее так просто не проведешь. Если она прочтет «Вестник» после его письма, она растревожится в то самое время, когда носит под сердцем будущего наследника рода Хорнблауэр. Это может плохо сказаться и на Марии, и на ребенке.

Хорнблауэр все взвесил и выбрал в пользу Марии. Он не станет подробно описывать все тяготы и опасности. При этом остается надежда, что флот прочтет между строк то, о чем не догадается в своем неведении Мария. Хорнблауэр снова обмакнул перо в чернильницу и закусил его кончик, задумавшись на мгновение, все ли «письма в „Вестник“» вызывали у их авторов подобные затруднения. Наконец он решил, что в большинстве случаев так оно и бывает. Ладно, надо писать. Этого не избежишь — даже не отложишь. Обязательные предварительные слова — «во исполнение Вашего приказа» — помогли начать. Главное — ничего не забыть.