— Допустим. — Похоже, Бриджид вздумала инсценировать один из Платоновых диалогов, а мне отвела роль чурбана, который, как попугай, повторяет «Да, Сократ, верно, Сократ», пока не обнаружит, что противоречит сам себе.
— А как ты думаешь, Двайт, почему в Северной Америке засилье косметических компаний, а в Южной их почти нет?
— Знаешь, Бриджид, иногда у тебя прямо-таки менторский тон.
— Только иногда? Учту на будущее.
Я покачивался в гамаке. Вокруг шумела сельва; шум нарастал, что-то капало, сочилось, хлюпало, чавкало, чвокало, чмокало — в общем, отсыревало всеми способами.
— Что же ты замолчала, Бриджид?
Пусть говорит — у нее по крайней мере голос приятный.
И Бриджид стала говорить. В свете вышеизложенного, говорила она, весьма странно, что Новая Англия, а за ней и все Штаты, так разбогатели, в то время как Южная Америка прозябает в бедности. Я воспринимал данное обстоятельство как должное, по крайней мере до тех пор, пока Бриджид не подчеркнула, что Южная Америка напичкана природными ресурсами, в то время как Новая Англия свои скудные ресурсы растранжирила, причем в рекордно короткие сроки.
— Допустим, — снова сказал я, однако с меньшей уверенностью: в палатке было темно, хоть глаз коли. Казалось, что сельва — это огромный кокон; он стремительно вертится на единственной нитке, а в нем вертится наша палатка, наши гамаки, мы сами. Это верчение сбивало меня с толку.
— Пожалуй, мы такое положение вещей воспринимаем как должное, однако… — И Бриджид снова сделала экскурс в историю, рассказав о невероятных залежах полезных ископаемых, которые еще только начинают разрабатывать, об удивительно плодородных почвах на побережье, а также упомянула обстоятельство, в которое я никогда не верил — впрочем, я никогда не придерживался и противоположной точки зрения: я просто об этом не задумывался, — упомянула, стало быть, следующее обстоятельство: в Южной Америке сохранилось индейское население, оно многочисленно, не раздробленно, и его легко поработить. — В Новой же Англии, напротив, нет ничего, чем могла бы заинтересоваться Европа, — ни серебра, ни золота. Климат там тоже похож на европейский, а в Южной Америке и, конечно, на Карибских островах можно выращивать сахарный тростник, хлопок, кофе, табак, индиго. И что из этого следует?
— Ты
—
И в темноте, на ощупь, Бриджид принялась разматывать тугой кокон своей мысли: Америка могла добиться как номинальной, так и фактической независимости от старых европейских метрополий и в конце концов справиться со всеми трудностями, характерными для молодого государства, потому что на первых этапах развития ее промышленность являлась идентичной промышленности метрополий, а не дополняющей эту промышленность. Новая Англия организовала собственное производство, ориентированное на местный рынок, и постепенно построила независимую экономику, опирающуюся на сильных производителей и состоятельных потребителей. Попытка сделать то же самое, предпринятая в Эквадоре и ряде других стран Южной Америки после Второй мировой войны, провалилась из-за волны долговых кризисов, прокатившейся по континенту в восьмидесятые годы двадцатого века.
— И вот Южная Америка снова в тупике. В ней видят только сырьевой придаток и поставщика дешевой рабочей силы, — заключила Бриджид.
— Печально, — сказал я, и мне действительно было печально, как будто «абулиникс» и не начинал действовать. Однако он действовал: я вообразил первых американских Уилмердингов, которым скудная земля Новой Англии показалась раем. От мысли, облеченной в слова, до ее визуального воплощения перед мысленным взором — всего один шаг; я думал о своей семье, о конкретных Уилмердингах о счастливой случайности, которую принято называть божьей милостью, — и сам себе виделся неким вымышленным персонажем. Им повезло; их везение обеспечило мое везение — а что мне с ним делать, с везением? Мне казалось, что я просто сижу и жду, когда еще больше подфартит.
— Бриджид! — позвал я.
— Что? — откликнулась Бриджид.