Лекции о Достоевском

Но ведь суицид в современной цивилизации весьма распространенное явление23. Чем же самоубийство Кириллова отличается от других самоубийств? Тем, говорит Кириллов, что все самоубийцы кончают жизнь под давлением внешних обстоятельств, (это могут быть и материальные, и душевные (психические) обстоятельства). В этих обстоятельствах человек вынужден свести счёты с жизнью. Совсем другое дело с Кирилловым. Достоевский показывает, что самозаконодательное существо – сверхчеловек – сам определяет: когда – жить, а когда – умереть. По отношению к нему нет никаких внешних причин. Я, говорит Кириллов, закончу жизнь «без всякой причины, а только для своеволия». Петр Верховенский, социалист-революционер, возражает: «Но позвольте, ну, а если вы бог? Если кончилась ложь, и вы догадались, что вся ложь оттого, что был прежний Бог». Здесь Достоевский намеренно подчеркивает:

мира без богов не бывает. Просто, на место «старых богов» водружаются «новые боги». Этот мотив мы потом найдем у Ницше.

Кириллов на это возражает, ссылаясь на то, что «своеволие – атрибут божества моего». Почему? Потому, резюмирует Кириллов, что: «Я убиваю себя, чтобы показать непокорность и новую страшную свободу мою». В этих словах можно было бы усмотреть пролог к нашим, сегодняшним событиям. Современный человек – понятый как родовое существо – стремится «самозаконодательно лишить себя жизни». Чего, например, стоит один только проект «2045».

Понятно, что идея «сверхчеловека», что называется, органично приобретает форму проблемы морали, в связи со сверхчеловеком. Как следует относиться к морали, вообще к моральным нормам сверхчеловеку? Должна ли быть у него своя – сверхчеловеческая – мораль или он , наоборот, должен подняться над моралью человека обычного? Говоря уже словами Ницше, не оказывается ли сверхчеловек «по ту сторону добра и зла»?

3) Идея свободы сверхчеловека от добра и зла

Глава «У Тихона» (Бесы). Достоевский выражает эту позицию устами Николая Ставрогина:

«…строго сформулировал про себя в первый раз в жизни: – что не знаю и не чувствую зла и добра, и что не только потерял ощущение, но что и нет зла и добра (и это мне приятно), а один предрассудок, что я могу быть свободен от всякого предрассудка, но что если я достигну той свободы, то я погиб».

«В каком смысле “погиб”?», – можем мы недоуменно спросить. Конечно же, в смысле «гибели обычного человека». Ведь переход из состояния «человек» в состояние «сверхчеловек», подобно фазовому переходу, сопряженному с кардинальным изменением субстрата, подвергающегося данному переходу. Например, как вода превращается в водяной пар или в лед, или как кокон превращается в бабочку и т.д.

Изменения, происходящие с человеком, охватываются Достоевским, что называется, по всему периметру. Достоевский наблюдает не только за тем как осуществляются перфекционистские трансформации – с повышением уровня организации – от «человека» к «сверхчеловеку», но и трансформации имперфекционистские – с понижением уровня организации – от человека к насекомому.

4) Идея трансформации инсектальной

В сознании нововременного человека прочно утвердилась некая лестница животного мира – отчасти навязанная библейско-христианской онтологией – на верхней ступени которой расположен человек, а на самой нижней – насекомые.

То, что движение за пределы лестницы «вверх» вполне оправдано и закономерно – ясно каждому нововременному человеку. Для христиан это было стремление к «обoжению», для секуляризованного христианина – человека прогрессивного – это достижение состояния «сверхчеловека», ну хотя бы средствами современной генной инженерии.

Однако все описанные сценарии хороши для избранных – избранников божиих (святых) или для финансово обеспеченных прогрессивных людей.

Но как быть с теми, кто не дотягивает до шага «за» верхнюю ступень, кто слаб, наконец, кто финансово не обеспечен, т.е. как быть всем тем, кто несет на себе печать «бедных людей». Для них, имперфекционистов, жизнь человеческая так же невыносима, как и для перфекционистов. Для последних это только «ступень», «промежуточная фаза» для прыжка в мир совершенный – мир сверхчеловеческий. Для первых это «путь наоборот» – путь ещё ниже по указанной лестнице – путь в состояние «насекомого».

Когда человек раздавлен, унижен, оскорблен до крайнего предела, когда он видит, что выхода не видно, тогда он, стоя на краю этой бездны, готов стать насекомым, чем уж так страдать и так скорбеть.

Достоевский гениально подмечает это отчаяние имперфекциониста, говоря устами главного героя «Записок из подполья».