Лекции о сущности религии

первое лицо, бог-отец, есть бытие или творец бытия". То есть старейший первый бог - бог, предшествующий моральному и духовному богу, есть физический бог: ибо как святой дух есть не что иное, как обожествленное существо морали, а бог-сын не что иное, как обожествленное существо логики, так и бог-отец не что иное, как обожествленная сущность физики, природы, и из нее одной человек вывел абстрактное понятие и выражение бытия. "В силу известной естественной необходимости, - говорит по этому случаю Августин, бытие уже как таковое (или голое бытие) приятно, так что из-за него одного несчастные не хотят погибнуть; ибо почему бы иначе им бояться смерти и предпочитать даже бедственную жизнь смерти, как не потому, что природа боится небытия? Отсюда проистекает и то, что и неразумные животные хотят быть и всеми возможными способами избегают гибели, что даже и бесчувственные растения и даже и совсем безжизненные тела стремятся сохранить и утвердить свое бытие". Таким образом, мы видим, что отвлеченное понятие бытия имеет лишь в природе плоть и кровь, истинность и действительность, что, следовательно, подобно тому, как бытие есть предпосылка мудрости и доброты, так же точно и физический бог предшествует духовному и моральному; мы видим в то же время, что связь любви, при помощи которой человек прикреплен к себе самому и к жизни, есть цепь, на которой держались все боги, что лишь потому Юпитер есть наивысший и самый могущественный бог, что потребность бытия, жизни есть наивысшая и самая могучая потребность человека, удовлетворение же этой потребности, то есть жизнь, в последнем счете зависит лишь от Юпитера; что, стало быть, то почтение, которое Юпитер внушает своим громовым шумом, есть лишь результат человеческой любви к жизни и боязни смерти. Таким образом, лишь из "гневного огня", из тьмы человеческих вожделений, из хаоса человеческих потребностей могли возникнуть греческие и христианские боги. И как мог бы, в самом деле, человек провозглашать хлеб священным, как мог бы он прославить Цереру, как божественную благодетельницу, если бы он не испытывал голода как "ужасного тирана"? Нет, где нет дьявола, там нет и бога, где нет голода, нет и Цереры, где нет жажды, нет и Вакха. Нет поэтому ничего более забавного, чем когда ученые господа, - в силу того, что для них религия именно древних народов представляет еще только теоретический или эстетический интерес, - выводят и самую религию лишь из теоретических или идеальных мотивов, когда они из-за мифологических фигур и завитков, которыми воображение разукрасило геркулесовский щит религии, забывают, что ведь, несмотря на это художественное снаряжение и на роскошь, над которыми они и до сих пор ломают себе головы, щит преследует не иную какую-либо цель, как охрану жизни человека.

Так как все зависит от богов, боги же являются субъективными, то есть личными, эгоистическими существами, - существами, которые так же мыслят и чувствуют, как и человек:- "Я ревнивый бог", говорит Иегова в Ветхом завете; "боги, - говорит Венера у Еврипида, - находят удовольствие в том, что их почитают люди"; "мы, - говорят боги в овидиевых Фастах, - народ честолюбивый";