Лекции об искусстве

Но в предыдущей главе было доказано, что солнечные лучи или то, что кажется ими, тем яснее обозначены в своих краях, чем туманнее воздух, так что определеннее всего они бывают в комнате, где носится наибольшее количество пыли. Следовательно, в только что упомянутой виньетке, где приходилось передавать прозрачность, хотя и имеется сияние света, но лучи лишены определенности; чувствуется намек на них, но вы не заметите ни одного резко обозначенного края льющихся лучей; небо просто в одном месте сияет больше, чем в другом. Посмотрим теперь, как поступает Тернер, когда ему нужен туман. Откройте 193-ью страницу той же книги, именно «Альпы на рассвете». Здесь он снова пользуется областью «cirrus», но ее облака не имеют резко выраженных краев; эти облака клочковаты, смешиваются друг с другом, хотя в каждом обозначена его особая форма, и они снова тают, но исчезая не в сильном свете, как в другой гравюре, а в таинственном, колеблющемся, тенистом небе; и хотя свет проникает все это небо насквозь, вы, однако, постигаете, что каждая частица его насыщена паром. Заметьте особенно полуобозначенные формы даже там, где небо наиболее ясно, именно позади снеговых гор. Как же очерчены у него лучи? Нет больше неопределенных, льющихся, трепещущих лучей, каждый резко и ясно обозначен и ограничен определенной тенью; обратите особенно внимание на резко очерченные линии в верхних облаках; заметьте, наконец, различие в манере обрисовывать фигуры, которые здесь туманны и плохо различимы, похожи только на тени, хотя они близки и крупны; между тем в предыдущей виньетке фигуры ясно видны глазу, хотя они удалены настолько, что могли бы казаться точками.

Разве не изумительно это неизменное соответствие во всех пунктах, эта концентрация всех фактов, имеющих отношение к сказанному выше, это неусыпное внимание к целому замыслу и системе природы, внимание, наполняющее каждую часть, каждое пространство картины той совокупностью признаков, которая явилась бы перед нами в самой природе,

§ 13. Согласованность во всех мелких чертах его картин

явилась бы тем полнее и глубже, чем большими знаниями мы обладаем, чем больше проявляем мы внимания? Я мог бы исписать целые страницы о каждом изображении неба и указывать в каждом новые истины. В Гавре, например, в

Реках Франции мы имеем новое явление, касающееся облаков «cirrus», именно, они так бледны и прозрачны, что их нельзя отличить от синевы неба (это часто случается), кроме места течения луча; последний, впрочем, не освещает их краев, — так как эти облака недостаточно плотны, чтобы отражать свет, — но проникает всю их сущность и делает их на своем пути плоскими светящимися формами, совершенно и быстро пропадая по своим краям. Таким образом, потребовался бы отдельный трактат для каждой его картины, чтобы сделать вполне понятными новые явления, которые он трактовал и объяснял. Но раз выяснив главные характерные черты этих облаков, мы можем предоставить читателю открывать их всюду, где они встретятся. Несколько прекрасных и характерных примеров таких облаков дал Стенфильд, хотя он не решается пользоваться ими в большом числе; он неудовлетворителен в тех утонченных свойствах формы, которые невозможно никак объяснить на словах, но, может быть, мне удастся в следующих частях моей книги иллюстрировать их кистью посредством простых контуров в большом масштабе, выбрав формы облаков у различных художников.

О цветах этих облаков я говорил раньше (§ 7 этой главы), но хотя я упоминал об их чистоте и яркости, я едва ли в достаточной мере указывал на их разнообразие.

§ 14. Цвет верхних облаков