Лекции об искусстве

именно тот действительный колорит света, который он имеет сам по себе; этот колорит изменяет все местные цвета, на которые падает свет, и вследствие этого передает одни цвета так, как нужно, a другие невозможным образом. Под прямым желтым светом заходящего солнца чистый белый, например, и чистый голубой невозможны, потому что самые чистые белые и голубые цвета, какие только могла бы произвести природа, этот свет превратит до некоторой степени в золотые или зеленые. Когда же солнце отстоит на полградуса от горизонта при ясном небе, тогда золотой свет сменяется розовым, и его действие на местные цвета становится еще более подавляющим. Я видел бледный свежий зеленый цвет осенней растительности в венецианских садах на стороне, носящей название Lido; яркий солнечный закат превратил этот зеленый цвет в рыжеватый или во что-то среднее между рыжим и кармазинным; всякие следы зеленого цвета были совершенно уничтожены. Точно так же под всяким светом, имеющим окраску (а от зари до сумерек не часто можно видеть свет, который не был бы хоть немного окрашен благодаря различным атмосферическим случайностям) происходит изменение местного цвета, и если этот свет распределен в картине с такой пропорциональностью, что сразу чувствуется и местный цвет, сам по себе, и тот оттенок, который получается от влияния окрашенного света, тогда картина правдива по своему тону.

Как образчик действия, производимого желтым солнечным светом, можно было бы выбрать отдельные места из хороших картин Кюипа, равных которым никогда не создавало искусство.

§ 19. Совершенство Кюипа в этом отношении, соединенное с многочисленными промахами

Но я сомневаюсь, существует ли во всем мире хоть одно светлое произведение Кюипа, которое в целом не представляло бы крупных промахов в тоне.

Я редко видел прекрасную картину Кюипа, которую бы не портило ярко-красное платье какой-нибудь главной фигуры, ярко-красный цвет, совершенно не затронутый и не согретый золотистым оттенком остальной картины, и что еще хуже, между отдельными частями этого платья, освещенными и лежащими в тени, разница очень незначительна, так что кажется, будто оно находится совершенно вне солнечного света, и будто этот ярко-красный цвет лежит в сфере мертвого холодного дневного света. Возможно, что первоначальный цвет утратился во всех случаях или что эти части были перекрашены возмутительнейшим образом. Но я скорее склонен думать, что они подлинные, потому что даже среди лучших его картин заметно повторение тех же промахов в других цветах; возьмите, например, зеленый цвет в изображении крутого берега на правой стороне крупнейшей картины в Дёльвичской галерее или коричневый в изображении лежащей коровы на той же самой картине; эта корова представляет в высшей степени резкий и неприятный контраст с другой, стоящей возле нее. Бок последней купается в волнах солнечного света, а лежащая корова окрашена мертвой, лишенной прозрачности и жизни коричневой краской, какая могла только выйти в грубом виде с палитры неопытного новичка. Далее в картине под № 83 фигуры на правой стороне прогуливаются, залитые ярким светом, и другие фигуры подальше от них оставляют между нами и собой полосу чистых ясных солнечных лучей в один-два фурлонга, и в то же время коровы, находящиеся в центре, совершенно, бедняжки, лишены света и воздуха. Хотя эти неудачные места часто ускользают от взора, когда мы находимся вблизи картины и можем сосредоточиться на том, что в ней есть прекрасного, однако они нарушают цельность эффекта, и я невольно задаюсь вопросом: существуют ли в каком бы то ни было произведении Кюипа яркие цвета, которые не утратили бы своего эффекта, не стали бы холодными и плоскими на расстоянии десяти-двенадцати шагов; они сохраняют свое действие только тогда, когда глаз достаточно близок к ним, чтобы остановиться на правильно сдланных местах, не охватывая целого. Возьмите, например, большую картину в нашей Национальной галерее и посмотрите на нее, став у находящейся напротив двери, откуда кажется, что корова находится гораздо ближе собак, а золотые тона дали похожи скорее на рисунок, сделанный сепией, чем на солнечный свет; главная причина этого заключается в том, что среди этих тонов не проглядывают совершенно воздушные серые цвета.

Среди произведений Тернера нет ни одного, которое бы представляло такое верное подражение солнечному свету, как лучшие места у Кюипа,

20. Тернер не так совершенен в частях, но гораздо более совершенен в целом