Лекции по истории средних веков

Префектуры подразделялись на диоцезы (dioceses), которых было всего 12, диоцезы – на провинции (всего 101), также имевшие свое более или менее самостоятельное управление. Таким образом, вокруг префектов и других правителей собирается целый штат чиновников (comit'es) самых различных наименований. Лактанций, автор сочинения «De mortibus persecutorum» (главный источник для истории гонений христиан, особенно при Диоклетиане), с негодованием говорит об этом увеличении должностных лиц. Система, естественно, оказывалась вредной и для муниципального строя: последние более или менее способные люди покидали курии, чтобы занять какое-нибудь более выгодное место (ведь служба в куриях только разоряла их) в рядах императорской бюрократии – это с одной стороны; с другой – чиновники центрального управления в диоцезах, которые стояли к городским общинам каждой провинции гораздо ближе, чем прежнее далекое и почти неизвестное учреждение – римский сенат, гораздо больше вмешивались в дела общин, стесняли их самоуправление. Все это наносило сильный удар по разлагающемуся муниципальному строю. Деление империи на провинции впоследствии имело значение в делах управления христианской церкви: провинции совпали тогда с епархиями, диоцезы – с митрополиями; для дел же внешних и финансовых назначались также особые центральные учреждения с огромными канцеляриями.

Таким образом, деятельность Диоклетиана привела к созданию бюрократического строя в империи. В этом отношении Рим и на этот раз, правда вряд ли к пользе, послужил образцом для новейших государств Европы.

Благодаря реформам Диоклетиана ослабевшая империя восстанавливает несколько свои силы, сплачивается воедино более крепкой, хотя искусственной и потому непрочной и подверженной случайностям связью, поддерживается целой армией чиновничества, выстроенной и распределенной по ступеням длинной, расходящейся вниз во все стороны, но ведущей вверх к одному центру – императору – иерархической лестницы. Разумеется, недостатки нового строя сказались весьма скоро; бюрократизм и централизация дали только временный отдых империи, они не спасли ее от гибели, а только отсрочили смертный час, хотя, впрочем, для восточной половины империи – надолго.

Для той же цели объединения империи последующими реформами придан новый и пышный блеск императорской власти. Многие атрибуты для этого были заимствованы с Востока: явились диадема, царский жезл, одежды, установлен придворный этикет и церемониал, коленопреклонения, челобитье, целование рук, чего прежде и в помине не было. Император получает высокий титул «Dominus» (то есть «владыка», «господин»), тогда как прежде он, несмотря на фактическую высоту своего общественного положения, довольствовался званием «princeps senatus» и в частной жизни ничем не отличался от обыкновенных сенаторов и других состоятельных полноправных граждан. Регалии императорской власти Рима сделались впоследствии необходимой принадлежностью власти государей в образовавшихся на территории империи средневековых монархиях.

Вслед за тем в правление Константина в пользу Римской империи во всемирной истории совершился новый важный факт: император и империя получили поддержку в христианстве, в том самом христианстве, которое до сих пор упорно и страстно преследовалось римским правительством. Многие, объясняя мотив, побудивший Константина принять христианство, объявить его равноправность с религиями языческими в пределах своего государства, утверждают, что не одна сила нравственного убеждения самого императора в преимуществах новой веры над старыми культами заставила его обнародовать Миланский эдикт. Говорят даже, что это было далеко не главным побуждением для столь важной государственной меры, что цель Константин преследовал политическую: его глубокий и тонкий государственный ум понял непобедимую силу христианской общины и, конечно, лучше пожелал он иметь христиан в числе защитников государства, чем в числе его врагов и для того принял их веру под покровительство закона.²⁵

Этот взгляд нельзя не признать правильным. Действительно, христиане, хотя и не имевшие численного перевеса в римском государстве и составляющие еще меньшинство населения, представляли тем не менее сильную общественную организацию. Между их общинами существовал крепкий союз; все более деятельные силы государства отходили к христианскому обществу. Эту-то силу общины и понимал Константин и искал в христианах точки опоры для своей власти. Вступив же в союз с христианством, которое уже имело свою крепкую организацию, император должен был признать его в том виде, в каком оно уже утвердилось. Таким образом, государство не могло преобразовать уже утвердившиеся порядки церкви, а потому и отношение между светской властью и церковью в Риме должно было получить иной вид, чем, например, в еврейской земле – родине христианства.