Лекции по истории средних веков

Отечество христианина – церковь, как отечество еврея – синагога; христианин и еврей живут во всех странах, где они находятся, как иностранцы. Христианин едва даже признает отца и мать. Он ничем не обязан империи, а империя ему обязана всем, ибо только присутствие верных (верующих), рассеянных в римском мире, останавливает гнев небесный и спасает империю от разрушения. Христианин не радуется победам империи; общественные бедствия кажутся ему подтверждениями пророчеств, осуждающих мир на гибель от огня и варваров. Космополитизм стоиков также имел свои опасности, но горячая любовь к цивилизации и греческой культуре служили противовесом излишествам их отрешенности.

Во многих отношениях христиане были, конечно, верными подданными. Они никогда не бунтовали; они молились за своих гонителей; несмотря на свои неудовольствия против Марка Аврелия, они не приняли участия в возмущении Авидия Кассия. Они выставляли на вид принципы самого абсолютного легитимизма. Так как Бог дает власть тому, кому Ему угодно, то следует без всякого испытания повиноваться тому, кто владеет ею официально. Но эта видимая политическая ортодоксия была, в сущности, только культом успеха. «Между нами не было никогда партизанов Альбина, приверженцев Нигера», – говорит с похвальбой Тертуллиан в царствование Септимия Севера. Но по правде, чем Септимий Север был более законным государем, чем Альбин или Песценний Нигер? Он имел больше успеха, чем они, вот и все. Христианский принцип – «нужно признавать того, кто держит в своих руках власть» – должен был содействовать водворению культа совершившихся фактов, то есть преклонению перед силой. Либеральная политика ничем не обязана и никогда ничем не будет обязана христианству. Идея представительного правительства противоположна той, которую прямо проповедовали Иисус, св. Павел, св. Петр, Климент Великий.[39]

Самую важную из гражданских обязанностей, военную службу, христиане не могли нести. Эта служба кроме необходимости проливать кровь, что экзальтированным верующим казалось преступным, соединена была с такими действиями, которые для боязливой совести казались идолопоклонническими.[40]

Без сомнения, было много христиан-солдат во II в.; но очень скоро несовместимость призваний сделалась явной: солдат оставлял оружие или делался мучеником. «Нельзя служить двум господам» – вот принцип, беспрестанно повторяемый. Изображать меч или лук на перстне было делом запрещенным. «Мы достаточно сражаемся за императора, – говорили христиане, – если молимся за него». Большой упадок римского войска, замечаемый к концу II в. и особенно ярко обнаружившийся в III в., имеет свою причину в христианстве. Цельс заметил здесь истину с удивительной проницательностью. Военная храбрость, которая, по воззрению германца, одна только и открывает Валгаллу, не есть даже добродетель в глазах христианина. Если она употребляется на службу делу хорошему – в добрый час, если нет – это не больше как варварство. Конечно, человек, очень храбрый на войне, может быть человеком очень посредственной нравственности, но общество, составленное из совершенных людей, было бы так слабо! За то, что он был слишком последователен, христианский Восток потерял всякую военную силу.

Ислам этим воспользовался и дал миру печальное зрелище этого вечного восточного христианина: везде он один и тот же. Несмотря на различие рас, вечно обожаемый, вечно избиваемый, неспособный смотреть прямо в лицо военному человеку, вечно подставляющий свою шею под удар сабли; жертва малоинтересная, потому что она не возмущается и не умеет держать оружия даже тогда, когда его кладут ему в руки.

Христианин бежал также гражданских должностей, общественных повинностей, гражданских почестей. Добиваться этих почестей, искать этих должностей или даже только принимать их – это значило показать знак веры в такой мир, который принципиально считался осужденным и в основании был запятнан идолослужением. Закон Септимия Севера позволил «приверженцам иудейского суеверия» достигать почестей, освободив их от обязанностей, противоречащих их верованиям. Христиане, конечно, могли воспользоваться этими разрешениями, но они этого не сделали. Украшать венками свою дверь при объявлении дней торжества, принимать участие в увеселениях, в общественных удовольствиях – было для них отступничеством. То же запрещение по отношению к трибуналам (суду). Христиане никогда не должны были обращаться к ним со своими тяжбами; они должны были обращаться к третейскому суду своих пастырей. Невозможность смешанных браков окончательно воздвигала непреодолимую преграду между церковью и обществом. Верным (верующим) запрещено было прогуливаться по улицам, вмешиваться в общественные разговоры; они должны были видеться только друг с другом. Даже гостиницы не могли быть общими, во время путешествия христиане приходили в церковь и здесь участвовали в агапах, получали долю при раздаче остатков от священных приношений».