Лелик и горячие доски

Родители пожелали мне спокойной ночи, а я сперва расстроился: как можно такое важное судьбоносное решение, будущую жизнь, вверять в руки человеку, который только и знает, что сидит в своем кабинете и пишет отчеты. Естественно, он скажет, что учеба – это главное, что без знаний не станешь порядочным человеком, гражданином общества, защитником отечества, и так далее. Все эти слова мы слышим регулярно, на каждом праздничном митинге. С другой стороны, Алексей Валерьевич был назначен директором не так давно из простых учителей и был совсем не злым. Во время разборок с нашими записками мне даже показалось, что он с трудом сдерживал смех, когда русичка, брызгая слюной, называла нас будущими предателями родины.

Но даже эти тревожные мысли не помешали мне погрузиться в глубокий сон, и я отрубился, как только мама выключила свет в моей комнате.

Глава 7

Мы даем обещание

Первый урок уже был в разгаре, когда я, Маша и Леха в сопровождении родителей переминались с ноги на ногу у двери директорского кабинета.

Три наши мамы стояли в сторонке и тих о, но очень эмоционально обсуждали нашу кинокарьеру. Алексей Валерьевич велел подождать, запершись в кабинете с русичкой, и из-за двери доносились визгливые нотки ее голоса. Наконец дверь приоткрылась, и Елена Николаевна, недовольно поджав губы, произнесла:

– Проходите.

Мы расселись на стулья напротив директорского стола, и моя мама, взяв на себя роль парламентера, немного заискивающе начала:

– Алексей Валерьевич, мы пришли к вам с просьбой… вернее, вот по какому делу. Наши дети хотят сниматься в кино… то есть, их пригласили сниматься. – Мама волновалась, запиналась и путалась, но директор ее перебил:

– Нам уже позвонили со студии. Очень просили отпустить вас на съемки. – Алексей Валерьевич вздохнул. – Мы тут с Еленой Николаевной посовещались и решили, что не можем препятствовать такому важному мероприятию…

Мы чуть не подпрыгнули от радости.

– Но, – директор сделал жест, означающий «тишина», – вам придется отработать все дни, которые вы проведете на съемках. Елена Николаевна вам все расскажет.

– Я, конечно, как учитель и классный руководитель, была против. Во-первых, я считаю, что ни Воронин, ни Сидорин не заслуживают того, чтобы их показывали по телевизору, у нас в школе учатся куда более достойные ученики, круглые отличники, которые отстаивают честь школы на всероссийских олимпиадах и спортивных соревнованиях. Во-вторых, учеба для школьника – дело первостепенной важности, а все эти телевизоры только развращают и воспитывают тунеядцев…

– Елена Николаевна, урок в полном разгаре, – прервал русичку директор и постучал пальцем по циферблату своих часов, мол, хватит трепаться.

– Так вот, я и говорю, Сидорин и Воронин, несомненно, отстанут по всем предметам, и поэтому во время осенних каникул они будут усердно нагонять все то, что будет ими пропущено. За Валеру Кирюка я не беспокоюсь, его мама нам еще вчера позвонила. Что касается Галицкой, то раньше к ней у школы претензий не было. Но в последнее время наметилась неприятная тенденция…

– Елена Николаевна! – взмолился директор. – Урок идет!

– В общем, Галицкая, тебя это тоже касается.

Маша с готовностью закивала.

– Итак, вы обещаете, что будете заниматься? – директор хотел поскорее закончить с нами, ему уже три раза звонили по мобильнику, но он скидывал звонки.

– Обещаем! – гаркнули мы хором.

Глава 8

Трое в лодке, не считая собаки

Лешкин папа подбросил нас до студии на своем стареньком «шевроле». Он сам это предложил, и мы с радостью согласились. Потому что путешествовать с собакой в общественном транспорте, согласитесь, это все равно что искать себе ненужных приключений.

Вахтер очень удивился, увидев нас. По крайней мере он всплеснул руками, как это делают пожилые актеры в театре, и также театрально произнес:

– Добро пожаловать в наш Голливуд, трое в лодке, не считая собаки!

Я не понял, что он этим хотел сказать, наверное, в прошлом он работал актером и теперь при виде нас вспомнил фразу из какого-то спектакля, в котором раньше играл.

– Почему не считая? Этот пес со вчерашнего дня зачислен в съемочную группу на роль собаки второго плана, – это была Татьяна, внезапно вынырнувшая из коридора. – Привет, пошли скорей, только вас и ждем.

И снова мы путешествовали по темным катакомбам киностудии, едва успевая за стриженой девушкой, которая почти бежала, периодически исчезая за поворотами.

В павильоне, вопреки моим ожиданиям, не было ни камеры, ни светящихся софитов, ни девушки с дощечкой, которой обычно хлопают перед тем, как начать съемку, я сто раз видел такое по телевизору. Посередине стоял стол, вокруг него – стулья. За столом сидела толстая тетка и что-то писала.

– Заполняйте скорее договор, и поехали, времени мало, – подтолкнула нас к столу Татьяна.

Мы подошли к столу, тетка, не отрываясь от своих бумажек, протянула нам какие-то б ланки. Мы тупо уставились в них.

– Чего стоите, берите ручки и пишите. Писать умеете? – у тетки был скрипучий прокуренный голос.