Ленин

Судьба Людовика Капета обсуждалась в Конвенте. Было три голосования, прежде чем смертная казнь королю была утверждена незначительным большинством голосов. Людовик просит духовника и три дня жизни, чтобы приготовиться к смерти. Но председатель Конвента объявляет: «Отсрочка отвергается. Смерть в 24 часа!» Королю дали свидание для прощания с семьей в полном сознании того, что отец и муж уходит навсегда{115}. Вдумайтесь в смысл слова – навсегда! Королю Людовику XVI было тридцать восемь лет, Николаю II – сорок девять. Гибель монархов ужасна. Но смерть Романовых усугубляется коварством бессудной, жестокой расправы большевиков. Они побоялись даже фиктивного, лживого суда…

В уничтожении царской семьи видна, как в капле воды, огромная трагедия великого народа, который, повинуясь социальной демагогии, пошел на беспрецедентное братоубийство. Трагедия в Ипатьевском доме – как будто эпизод в мрачной, смертельной долине гражданской войны. Но он синтезирует в себе фарисейство большевистской пропаганды, жесткость диктатуры, коварство их вождей.

В своей книге М.К. Дитерихс задается вопросом: чем был опасен большевикам Николай II после своего отречения? Зачем его и семью нужно было не только убить, но и уничтожить?

Автор книги об убийстве царской семьи не находит удовлетворительного ответа на эти вопросы. Но не без основания резюмирует: «Трагедия династии Романовых претворилась в мистерию русского народа»{116}. Именно – мистерию. То, что казалось вдохновителям победой, в конечном счете обернулось для них историческим поражением. Убийство в Екатеринбурге высветило полную неспособность большевиков справиться с лавиной проблем без неограниченного насилия, без государственного террора. Московские власти не хотели признаться себе, что они боялись Романова, даже поверженного, но пока еще живого. ЦК, ВЦИК, Совнарком еще не могли поверить в необратимость октябрьского переворота. «Кровавый», «идиот», «полоумный» внушал кремлевским правителям мистический страх не как личность свергнутого императора, а как символ великой нации, которая может, разочаровавшись в большевиках, вновь повернуться лицом к преданному ею монарху. Желание как можно быстрей освободиться от вероятности такого варианта двигало этими людьми.

Есть ряд свидетельств, что Председатель Совнаркома В.И. Ленин встречался с Юровским (как позже с Мальковым, расстрелявшим Ф. Каплан). Об этом, в частности, рассказывал заместитель коменданта «Дома особого назначения» Г.П. Никитин.

– Вы не помните, встречался ли лично Юровский со Свердловым и Владимиром Ильичем Лениным?

– С Владимиром Ильичем Лениным он встречался…

– После этого события?

– После этого события.

– И он ему мог дать…

– И он ему что-то, даже записку вроде писал…{117}

Как преступника часто влечет к месту убийства, главного вдохновителя интересовали детали… Встречался Ленин с некоторыми другими участниками уральской трагедии и до ее свершения. Так, еще до убийства, в 1917 году, Ленин принимал Ф.И. Голощекина{118}. Встречался и беседовал с ним на VII экстренном съезде РКП(б){119}. Ленин, по рассказу А.В. Маркова (принимавшего участие в расправе над М.А. Романовым), беседовал с ним, Марковым, в Кремле. «Будучи в командировке по работе в Москве в 1918 году, я по делу пришел к товарищу Свердлову Я.М., он меня привел к В.И. Ленину, который спрашивал меня о ликвидации Михаила Романова; я рассказал ему, что сделано было чисто, он сказал: «Ну вот и хорошо, правильно сделали»{120}.

Естественно, что в «Биографической хронике» нет данных об этих встречах. Но там, в этой хронике, много чего нет. Хотя исключать мистификации тоже нельзя. В нашей прошлой действительности было немало фактов, когда в тщеславных целях отдельные люди занимались мистификацией (беседы с вождями, незарегистрированные подвиги, мифические события и т. д.).

Эпизод с убийством царя при написании ленинской биографии имеет, казалось бы, второстепенное значение. Но на любом портрете важны каждый штрих, каждый мазок, каждый оттенок. Операция «по ликвидации» династии Романовых еще раз показала ленинское умение в необходимых случаях оставаться в исторической тени.

Для любого человека, постигшего внутренние тайны большевистской системы, ясно, что сразу же после октябрьских событий начала быстро формироваться жесткая бюрократическая централизация, иерархия вождей, четкая субординация. Убийство Романовых не могло произойти «случайно», на основании «революционной инициативы», «спонтанно». И хотя в воспоминаниях, которые писались хоть и не «для печати», но под партийным контролем, нет-нет и проскальзывает мысль: «Санкцию на расстрел царской семьи Москва пока не дает», – нет никаких сомнений в том, что все происходило по сценарию, подготовленному в Москве. Даже если предположить, что Романовых хотели сохранить, допустим, для политического торга с Германией, трудно представить, что руководители советской власти в Екатеринбурге пошли сознательно на нарушение совнаркомовского или другого московского табу.