Ленин

Н.К. Крупская, отвечая на анкету Института мозга в 1935 году, каким был Ленин, заметила: «Театр очень любил – всегда это производило на него сильное впечатление»{89}. Как автор книги, выскажу сомнение в этом утверждении, или, по крайней мере, думаю, что эта любовь была необычной. Та же Крупская вспоминала (но уже по другому поводу), что в эмиграции «пойдем в театр и после первого действия уходим»… В Москве ходил редко, но Крупская помнит, что в середине представления спектакля Диккенса «Сверчок на печке» заскучал и ушел… Любовь к театру была довольно странной. Но тем не менее – любовь.

Это не помешало Ленину поддержать идею закрытия Большого театра. Политбюро ЦК не раз рассматривало этот вопрос и высказалось в том же духе{90}. Однако Луначарский запротестовал, и СНК еще до постановления Политбюро его поддержал: нужно сохранить Большой театр. Однако Ленин настойчив. Даже упрям.

«Тов. Молотову

Узнав от Каменева, что СНК единогласно принял совершенно неприличное предложение Луначарского о сохранении Большой оперы и балета, предлагаю Политбюро постановить:

1. Поручить Президиуму ВЦИК отменить постановление СНК.

2. Оставить из оперы и балета лишь несколько десятков артистов на Москву и Питер для того, чтобы их представления (как оперные, так и танцы) могли окупаться, т. е. устранением всяких крупных расходов на обстановку и т. п.

3. Из сэкономленных таким образом миллиардов отдать не меньше половины на ликвидацию безграмотности и на читальни.

4. Вызвать Луначарского на пять минут для выслушания последнего слова обвиняемого и поставить на вид…»{91}

Кто станет возражать против ликвидации неграмотности? Но почему ценой ликвидации Большого театра и других великих национальных очагов культуры? Ленина это не заботило. Все его помыслы во власти революции и ее развития. Ценой снижения высшего уровня интеллекта нации Ленин хотел поднять планку обыденного сознания народа. Тогда им легче управлять.

В декабре 1918 года Ленин собственноручно пишет «Инструкцию о составлении книги для чтения рабочих и крестьян». Требования категоричны: «Задание: в двухнедельный срок составить книгу для чтения крестьян и рабочих. Темы: строительство Советской власти, ее политика извне и внутренняя. Например: что такое Советская власть. Как управлять страной. Закон о земле. Совнархозы. Национализация фабрик. Трудовая дисциплина. Империализм. Империалистическая война. Тайные договоры. Как мы предлагали мир. За что мы теперь воюем. Что такое коммунизм. Отделение церкви от государства. И так далее…»{92}

Даже ликвидация неграмотности до предела политизирована. Ничего о прошлом; оно как бы конфисковано и сдано в утиль. Главное, рабочие и крестьяне должны знать, «что такое коммунизм».

Ленин, будучи человеком мощного интеллекта, понимал, что сознание – самая прочная крепость. С помощью даже ОГПУ ее непросто взять. Нужно мобилизовать партию и ту меньшую часть интеллигенции, что пошла с большевиками. Без нее, этой интеллигенции, сознание миллионов мужиков будет по-прежнему замусорено «старорежимной ерундой». Поэтому генеральный курс Ленина: подчинить интеллигенцию Советской России партийному влиянию, заставить ее работать на революцию. Когда 9 октября 1920 года Политбюро рассматривало вопрос «О съезде Пролеткульта», Ленин, Сталин, Каменев, Крестинский, Бухарин были единодушны, принимая постановление: «Провести на съезде резолюции о тесной связи Пролеткульта и о подчинении его партии»{93}. Главное – в подчинении.

Троцкий, который глубже разбирался в литературе и искусстве, чем другие большевистские вожди, тем не менее на встрече с московскими писателями и поэтами заявил: «Фабрика для создания новых пролетарских поэтов-художников у нас есть, но это не МАППы и не ВАППы, а РКП. Товарищам нужно сидеть в РКП и учиться. РКП воспитает пролетарского поэта, создаст действительно художественного литератора. И поэтому литератор-коммунист, как член РКП, должен сосредоточить свое внимание на творчестве своей партии…»{94}

Так надвигалась трагедия культуры и интеллигенции; через партийность у них отбирали творческую свободу. Сознание не только крепость, но и последний оазис свободы. Чтобы сформировать элементарно мыслящего человека, которым легко управлять и манипулировать, большевики обильно кормили людей примитивной духовной пищей и семьдесят лет ограничивали, дозировали там, где считали ее «классово вредной».

В ноябре 1923 года А.М. Горький писал В.Ф. Ходасевичу: