В это время районный комиссар, пользуясь тем, что часть рабочих, живущих в доме Болдырева, выехала в деревню, поместил в них несколько семей. Были это нищие, а также темные личности из числа самых плохих городских подонков. Немедленно начались кражи и драки, а после них обыски, постоянное появление милиции, военных отрядов; следственных властей, состоящих из рабочих, солдат и бывших кухарок. Всего больше страдали в результате этих визитов «буржуи», у которых после каждого раза что-то забирали и в добавление к этому ругали «грабителей трудящегося народа».
Жизнь со дня на день становилась все более несносной. Женщины шпионили за госпожой Болдыревой и доносили милиции о покупаемых ею запасах продуктов, о чрезмерном количестве обладае-мой ими одежды, белья и обуви. По ночам врывались какие-то люди, выдающие себя за агентов борьбы со спекуляцией; реквизировали хлеб, муку и разные вещи, принадлежащие буржуазной семье; осыпали бранью и всякий раз крали что-нибудь.
Наконец, настал предел терпению. Было это в начале декабря. Безумствовали морозы. Болдыревы сидели в своих комнатах в шубах, так как в неотапливаемом жилье господствовали пронзительный холод и сырость.
Внезапно в соседней комнате, занимаемой шестью рабочими семьями, раздались пронзительные крики. Какая-то женщина плакала и стонала жалобно.
Госпожа Болдырева долго прислушивалась, после чего промолвила:
– Может, что-то плохое случилось с этой женщиной? Зайду к ней.
Она вышла и в следующую минуту вернулась бледная и взволнованная.
– Григорий! – воскликнула она, обращаясь к младшему сыну. – Беги сейчас же за доктором Лебедевым и проси, чтобы сразу пришел. Какая-то работница рожает! Торопись!
Знакомый врач прибыл немедленно. Когда он осмотрел больную, уведомил:
– У ней нет ни минуты для спасения! В комнате роженицы царит, однако, такой ужасный беспорядок и грязь, что ей грозит заражение и смерть. Не знаю, что делать…
Госпожа Болдырева посмотрела на мужа и сыновей.
– Мои дорогие, – вымолвила она, – сходите в город, а мы в это время перенесем больную в нашу комнату. Нельзя оставить бедняжку без помощи!
Мужчины вышли, но когда вернулись, госпожа Болдырева плакала.
– Знаете, какую подлость сделала женщина, которую мы спасли почти от верной смерти? После окончания родов она заявила, что не выйдет уже из моей комнаты. В это время в комнату водворилась целая семья: ее мать, муж и четверо детей.
Разговор этот услышали в соседней комнате, так как раздался злобный голос женщины:
– Буржуи проклятые! Живут в чистоте и богатстве и думают, что мы хуже их! Хватит этого! Напились нашей крови, теперь наша взяла!
Она выплюнула какие-то гнилые ругательства и умолкла.
– Ничего не поделаешь, – произнес свой приговор Болдырев. – Нужно бежать…
– Куда? – спросила жена.
– В деревню, к брату Сергею. Давно нас приглашал. Может, в деревне будет спокойней, – ответил он шепотом.
– Это хорошая мысль! – поддержали его сыновья.
Несколько дней уплыло, пока Болдыревым удалось получить позволение на выезд из столицы. В свободной пролетарской республике все население, кроме относящихся к партии большевиков, как осужденное, было приковано к своему месту. Знакомые рабочие помогли, однако, и семья Болдыревых, ограбленная полностью, перебралась в поместье Рузино в Новгородской области.
Они облегченно вздохнули, припоминая себе последнюю перед выездом из Петрограда реквизицию, лишившую их последнего остатка имущества; постоянные обыски и контроль паспортов в поезде, подозрительность милиции и безнаказанные оскорбления, бросаемые в их адрес шляющимися повсюду моряками. В Рузино царил покой и достаток. Только теперь Болдыревы поняли, как недооценивали они благосостояние и благодеяний цивилизации. Поняли также, что человек культурный придает чрезмерно большое значение избыткам, становящимся частью ежедневной жизни.
Петр со смехом говорил:
– Прежде я сердился на прачку за плохо отутюженный воротничок, а теперь могу ходить даже без воротничка. Все на свете относительно!
Однако волна революционная быстро добралась до Рузино.
В один прекрасный день во дворе появилась масса крестьян. Возглавлял их мрачный человек в офицерской шинели без погон. У него было злое лицо и глаза, полные ненависти и ожесточенности. Он потребовал, чтобы владелец имения вышел к «народу».
Сергей Болдырев пригласил прибывших крестьян во двор. «Народ», остановившись перед «хозяином», молчал, покашливал и подталкивал друг друга локтями. Наконец, выступил незнакомый человек и произнес дерзко:
– Мы пришли к вам по серьезному делу, товарищ буржуй…
Болдырев приглядывался к нему внимательно. Немного погодя, хлопнул в ладоши и воскликнул:
– Не узнал вас сразу! Клим Гусев? Давно вас не видел. Это вы пропили свою хату и землю, а потом покинули деревню? Что теперь делаете?
Господин Болдырев не сказал всего. Знал он, что пьяный крестьянин совершил в ближайшем городке какое-то злодеяние, был приговорен к тюремному заключению и исключен из «общины», или первичной, бессмертной коммуны крестьянской.