Читаем Ленин (американский вариант) полностью

Свобода собраний в буржуазных странах никак не пустое слово. Ленин, проводивший митинги в Париже, Цюрихе и Женеве знает это лучше, чем кто-либо другой. «Дворянчики» и «капиталисты-офицеры», охранявшие его митинги в довоенное время, были представителями гражданской полицейской службы. Они не интересовались содержанием речей на митингах и не пытались мешать ораторам. Может быть, старожилы могут припомнить отдельные случаи, когда полиция нарушала свободу слова. Но даже они должны будут признать, что речь всегда шла о крайне редких случаях из области политического анахронизма. Я лично не могу вспомнить ни одного случая насильственного препятствия свободе слова. В Манеже Святого Павла, в Саль Ваграм, в Гайд-Парке мне доводилось слышать самые возмутительные тирады против существующего порядка, против капитализма, против правительств вообще и против конкретного правительства: царя Николая II или Аристида Бриана. Я слушал анархистов и цареборцев, я был на выступлениях Себастьяна Фора и испанских анархистов. Никогда полицейские, присутствующие тут же или охраняющие снаружи у дверей, с выражением согласия или осуждения на лицах, никаким образом не вмешивались.

В Лондоне полицейские подчас охраняют свободу слова с риском для жизни, защищая от насилия разгневанной толпы революционных ораторов, резко выступающих против властей и против той же полиции. Я видел примеры насильственного разгона митингов только в России при царе и в начале[136] большевистского правления. Скажу ещё, что вооружённые рабочие под руководством большевистских молодцов действуют гораздо более жестоко, чем жандармы царского правительства с «дворянчиками» во главе.

«Но, — говорит Ленин. — богатые имеют все лучшие общественные и частные здания в своем распоряжении». Самые замечательные из этих зданий без сомнения парламенты. Так что же? В Палэ-Бурбон, в Палате Общин, в Рейхстаге все ораторы, богатые и бедные, располагают совершенно одинаковой свободой слова. Единственное исключение, как обычно, составляет Таврический Дворец в Петрограде. «Забитые солдаты» посещали его трижды. Первая и Вторая Думы были распущены указом царя, при этом без необходимости забаррикадировали вход во дворец до открытия заседания. Третьим случаем был разгон Учредительного Собрания ленинскими матросами. Эта сцена была неслыхана по грубости и жестокости. Моряки осыпали депутатов нецензурной бранью, оскорблениями, грозили им оружием под благосклонным наблюдением самого Ленина – этого великого защитника свободы от буржуазных притеснений.

А что же другие помещения, кроме парламентских? Не могу отрицать, что богатые устроены лучше, чем бедные. Но никто не станет чистосердечно утверждать, что бедняки не могут устроить собрание по отсутствию у них помещения в так называемой буржуазной республике. На деле богачи и бедняки проводят свои собрания в одних и тех же местах, совершенно бесплатных, как Гайд-Парк, или в доступных любому кошельку, как Зал Учёных Собраний и Саль Ваграм в Париже, где по очереди митингуют L’Action Francaise и Социалистическая партия. Что касается «досуга для собраний», известно, что социалистические митинги всегда более многочисленны, чем митинги богачей. Просто потому, что митинги социалистов привлекают больше энтузиазма, больше энергии на них затрагивается гораздо больше самых разнообразных проблем.

Другая проблема, которую Ленин однозначно разрешает в своём выступлении, свобода печати:

«‘Свобода печати’ является тоже одним из главных лозунгов «чистой демократии». Опять-таки рабочие знают, и социалисты всех стран миллионы раз признавали, что эта свобода есть обман, пока лучшие типографии и крупнейшие запасы бумаги захвачены капиталистами и пока остается власть капитала над прессой, которая проявляется во всем мире тем ярче, тем резче, тем циничнее, чем развитее демократизм и республиканский строй, как, например, в Америке.

Чтобы завоевать действительное равенство и настоящую демократию для трудящихся, для рабочих и крестьян, надо сначала отнять у капитала возможность нанимать писателей, покупать издательства и подкупать газеты, а для этого необходимо свергнуть иго капитала, свергнуть эксплуататоров, подавить их сопротивление. Капиталисты всегда называли «свободой» свободу наживы для богатых, свободу рабочих умирать с голоду.

Капиталисты называют свободой печати свободу подкупа печати богатыми, свободу использовать богатство для фабрикации и подделки так называемого общественного мнения. Защитники «чистой демократии» опять-таки оказываются на деле защитниками самой грязной, продажной системы господства богачей над средствами просвещения масс, оказываются обманщиками народа, отвлекающими его посредством благовидных, красивых и насквозь фальшивых фраз от конкретной исторической задачи освобождения прессы от ее закабаления капиталу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза