Ленин (американский вариант)

И всё-таки массовые расправы большевиков вызывают гораздо больше негодования, чем казни той великой эпохи. Прежде всего они отталкивают потому, что имеют характер целенаправленной имитации. Большевики сознательно стараются воспроизвести все худшие деяния великих мужей французского террора: после тех массовых казней эти массовые казни, после тех заложников эти заложники, после тех утоплений эти утопления. Они устроили свою сентябрьскую резню, свой революционный трибунал, свою общую могилу, своего Людовика XVI, свою Марию-Антуанетту, своего дофина, своих «бывших», своих Маратов, своих Карье, своих Фукье-Тенвилей. Не хватает только гильотины, Троцкий – великий позёр большевистского правительства, в первые дни намеревался внедрить её. Извечная отсталость русских технологий принудила большевиков наводить порядок при помощи китайских пулемётов и латышских штыков. В событиях русской революции явно не хватает энтузиазма толпы вокруг эшафота. Простой народ таращится на тюрьмы Чрезвычайной Комиссии, но с мрачным выражением ужаса на лицах.

Не правда ли, у нас были основания полагать, что человечество усвоит кое-какие уроки века просвещения? Фанатизм террориста Робеспьера, также как и фанатизм католика Торквемады, всё-таки имел достоинство искренности. Но кто мог представить, что в Европе новая инквизиция воздвигнет новые костры? Последователям Карла Маркса следовало бы превзойти в чём-то последователей Жан-Жака Руссо. Неужели марксисты не знали, к чему привёл террор 1793 года?

Увы, не превзошли и не знали. И эти люди называют себя социалистами. До самого последнего времени социализм не подвергался такому жестокому экзамену на деспотизм. Пожалуй, можно вспомнить только события Парижской Коммуны, слишком непродолжительные и неопределённые по теоретическим результатам. До сих пор у социалистов были свои апостолы и жертвы, теперь среди них есть инквизиторы и палачи. Большевики называют себя социалистами, и многие люди находят удобным им верить. Что бы ни говорили социалисты, на социалистической идее теперь вечно лежит тень кремлёвской Варфоломеевской ночи. Беспристрастный наблюдатель всегда может сказать социалистам: «Вы не лучше остальных».

Большевики со своей точки зрения были правы, стараясь как можно точнее воспроизвести опыт Французской революции. Ничто не причинило России и противникам большевиков больше вреда, чем сопоставление двух революций, основанное на поверхностном сходстве. Внешние аналогии вдохновили многих интеллектуалов Европы, начиная с Ромена Роллана, который, кажется, согласился сделаться Кантом коммунистической революции, и заканчивая президентом Вильсоном, не пожелавшим стать герцогом Брауншвейгским для большевиков[139]

. В результате многие люди, узнающие о событиях в России только из газет, прониклись симпатией к большевистской революции. Не побоюсь парадоксального утверждения, что ненависть к зверствам большевиков, которую высказывают определённые издания в Европе, только помогает Ленину – так прочно установлена репутации этих изданий. Влиятельный член британской партии лейбористов сказал А.А. Титову и мне, что британские рабочие сочувствуют большевикам потому, что британская печать их ругает.

Внешнее сходство Французской революции и событий в России во многих отношениях действительно поражает. Совпадает последовательность событий: всеобщее воодушевление, вспышки насилия, гражданская война, террор, хаос. Слабый монарх под влиянием иностранной и крайне непопулярной супруги. Либеральная аристократия во главе первого периода революции[140]. Свержение и преследования Жиронды. Победы и триумфы Горы. Вандея (Россия превзошла Францию в этом отношении, у нас появились две Вандеи). Помощь контр-революционерам от зарубежных политиков, желающих утопить революцию в её собственной крови. Жалкие эмигранты, устроившие в нынешнем Париже новый Кобленц, умоляют реакционных военных об иностранной интервенции. Героические революционеры, подобные гигантам Конвента, потрясают мир своей энергией, собирают армии, одерживают победы, осаждают мятежные города и громят их (Ярославль прекрасно сгодился на роль Тулона).