Ленин (американский вариант)

Такова в моём понимании основная идея Жореса. Некоторые его высказывания можно процитировать и в доказательство противоположной точки зрения. Жорес был незаурядно деятельным человеком. Он невероятно много писал и ещё больше выступал. Он сам понимал, что часто вынужден был писать и выступать без возможности тщательно выверять каждое слово, поэтому было бы нечестно оценивать его убеждения по случайно вырвавшимся в пылу полемики утверждениям. В его исторических трудах также легко, смею сказать, слишком легко, отыскать крайние взгляды. Многие страницы его «Социалистическая истории Французской революции» меня отталкивают. Эта книга, конечно же, даёт пример колоссальный пример труда и эрудиции, восхитительного красноречия, не без тонкости и остроумия. Книга ещё и достаточно беспристрастна, несмотря на слово «социалистическая» в заглавии. Я, однако, не люблю «монтаньяра» Жореса, также, как не люблю «товарища» Анатоля Франса. Мне не нравится жоресовское преклонение перед Дантоном, с которым у Жореса не было ничего общего, кроме ораторских способностей. Как при этом отличается аттическое красноречие Жореса от грубой демагогии Дантона. Мне также не нравится, что этот дрейфусар сурово судит жирондистов, которые «во дни, когда общее революционное сознание должно быть безупречно чистым, единым и преисполненным энтузиазма, спровоцировали сентябрьские убийства, индивидуальную ответственность партий и политиков за которые невозможно определить».

Случайные обмолвки никогда не собьют с толку тех, кто честно и добросовестно старается выяснить мировоззрение Жореса. Шарль Раппопорт, автор по убеждениям не умеренный и не реформатор, в своей жёсткой и умышленной книге о великом ораторе называет его образ мысли в период до и в период после амстердамского конгресса[178] «органически реформистским». Он также называет Жореса «Прометеем эволюции».

Предоставим слово самому Жоресу:

«Будущая революция свершится только просвещением и только легальными методами. Организация пролетариата в классовую партию ни в коем случае не подразумевает обращения к насилию. В этом нет ничего несовместимого с идеей эволюции и конституционным процессом борьбы за всеобщее избирательное право. Пролетариат знает, что обращение к насилию только усложняет дело, так как насилие сеет панику.

Нельзя ожидать ничего хорошего от потрясений, проникающих до самых основ общества. После плачевных шатаний ситуация вновь вернётся к нынешнему равновесию или по меньшей мере приблизится к нему. Пролетариат придёт к власти не вследствие счастливого поворота политической смуты, а в результате легального планомерного сосредоточения своих сил.

Более того, если внезапный переворот окажется успешным, успех не будет долгим, у него не будет завтрашнего дня. Мелкие собственники есть повсеместно, даже в деревнях. Если захватившее власть меньшинство отменит право собственности, ядра сопротивления возникнут повсюду. Только в ходе осторожного и тщательно спланированного перехода, при котором права мелких собственников будут гарантированы, эти мелкие собственники подчинятся переходу от капиталистического к социалистическому строю. Операцию такой сложности возможно будет совершить только после самого спокойного обсуждения и в форме юридически выраженной воли большинства населения страны.

Не обсуждая заключительный кризис, предсказать который будет невозможно до его возникновения, а после возникновения невозможно будет урегулировать, мы можем указать только одну суверенную тактику современного социализма: легальное получение большинства. Революционеры, призывающие к насилию, совершают величайший обман нашего времени».

Жаль, что большевики не высекли эти слова на памятнике, который они воздвигли Жоресу в Москве.

Глава XII

Мёртвые теории и живые идеи

Сегодня политические теоретики должны разбираться в противоречивых событиях последних пяти лет, самых необычных лет человеческой истории. От того, какие уроки будут извлечены из последних событий, зависит будущее всего человечества.

Истина очень редко рождается в спорах, и почти никогда в политических спорах. Те немногие, кто честно и с надеждой ищет истины, могут научиться многому у самой жизни. Такой метод обучения был бы всем хорош, если бы не его запредельная цена.

Будущие историки, без сомнения, будут описывать наше время как кризисное. В справочниках наше время поместят в разделе «кризисные периоды», может быть, даже сделают его образцом исторического кризиса. Ни одна общая идея, ни одна политическая теория, ни одно общественное установление не избежало потрясений 1914-1919 годов. Многое в европейской жизни было разрушено и даже исчезло, не скажу навсегда (слово навсегда в социологических рассуждениях следует запретить), но на очень долгое по любым меркам время.