Читаем Ленин (американский вариант) полностью

Ура войне! Пусть исчезнут последние опасности мира! Да свершится судьба! Через несколько дней, в крайнем случае через несколько недель русский милитаризм и английский меркантилизм вцепятся друг другу в глотки. И пусть в их битве проиграют обе стороны![168]»

При всём уважении к личности Жюля Гёда и его несомненным талантам следует сказать, что этой сагой он сыграл дурную шутку и над самим собой и над социализмом. Через тридцать лет Гёд (и я последний упрекнул бы его в этом) стал министром в коалиционном кабинете Священного Союза и Национальной Обороны, сформированного для ведения войны, в которой Франция сражалась бок о бок с «московским милитаризмом» и «английским меркантилизмом» против империалистического милитаризма Германии, единственного гаранта германской независимости (выражения Жюля Гёда дословно совпадают с манифестом 93 немецких учёных и содержанием реакционных изданий по другую сторону Рейна на всём протяжении войны). Это, конечно же, личная проблема Гёда, но и всё остальное содержание приведённой выше цитаты столь же здраво, начиная с пророчества «через несколько дней, в крайнем случае через несколько недель русский милитаризм и английский меркантилизм вцепятся друг другу в глотки», и заканчивая моральной позицией, по которой социализм ставится вровень с монархизмом, оппортунизмом и радикализмом: пока радикализм, монархизм и оппортунизм кричат «катастрофа» ещё до начала ужасных проявлений конфликта, социализм радостно ожидает «революционного танца», приветствует войну и заявляет с удовлетворением, что «последние опасности мира исчезли».

Худший враг социализма не мог бы скомпрометировать социализм больше. К счастью, подобные рассуждения не так часть встречаются в социалистической литературе. Следует, однако, заметить, что в сочинениях Маркса и Энгельса, особенно в их частной переписке, отдельные периоды оживлены тем же духом, который направлял перо Жюля Гёда – одного из чистейших марксистов. Отцы-основатели тоже любили время от времени обронить слово катастрофа, иногда в национальных интересах, иногда в интересах «революционного танца».

Ленин распознал правду в рассуждениях о разных классах войны и объявил себя сторонником мнения Карла Маркса. В 1915 году Ленин писал: «Прежние войны, на которые нам указывают, были «продолжением политики» многолетних национальных движений буржуазии, движений против чужого, инонационального, гнета и против абсолютизма (турецкого и русского). Никакого иного вопроса, кроме вопроса о предпочтительности успеха той или другой буржуазии, тогда и быть не могло; к войнам подобного типа марксисты могли заранее звать народы, разжигая национальную ненависть, как звал Маркс в 1848 г. и позже к войне с Россией, как разжигал Энгельс в 1859 году национальную ненависть немцев к их угнетателям, Наполеону III и к русскому царизму[169]». С другой стороны Ленин возразил Гарденину, указавшему на то, что он назвал реакционным шовинизмом Маркса в 1848 году: «Мы марксисты всегда были за революционную войну против контр-революционных государств». Ленин и Зиновьев

[170] во всей своей швейцарской пропаганде опирались на доказательство принципиальной разницы между «империалистической» войной 1914-1918 годов и «национально-освободительными» войнами прежних дней, в особенности войной 1870 года, когда «проведённая унификация Германии сыграла важную и исторически прогрессивную роль» (Зиновьев)[171]
.

Абсурдность подобного способа рассуждать поражающе очевидна. Если возможны «прогрессивные войны», война 1917-1918 годов, освободившая Польшу, Чехословакию, Югославию была без малейшей тени сомнения гораздо более прогрессивна, чем война 1870 года, которая никого не освободила и поработила Эльзас. Милитаризм Вильгельма II был опаснее милитаризма Наполеона III. Клемансо, Ллойд Джордж, Вильсон гораздо меньше реакционеры, чем Бисмарк.

Подобная линия рассуждений была принципиально чужда Жоресу. Он не верил ни в какую войну. Его не веселили «революционные танцы», обещанные мировым столкновением. Более того, он никогда не пытался (в отличие от Энгельса) раздувать патриотическую ненависть даже против угнетателей. Они никогда не приветствовал войн, как Жюль Гёд. В этом отношении система Жореса гораздо выше марксизма[172].

«Европейская война может породить революцию. Правящим классам было бы хорошо запомнить это. Однако, такая война вызовет, и на достаточно долгое время, контр-революционный кризис, бешеную реакцию, озлобленный национализм. Война породит разрушительные диктатуры, чудовищный милитаризм и положит начало долгой цепи насилия, даст богатую почву ненависти, мстительным репрессалиям, унижающему рабству. Мы, со своей стороны, отказываемся принимать ту или другую сторону в этой варварской игре слепого случая. Мы отказываемся подвергать риску кровавой лотереи уверенность, что труженики со временем будут свободны, что страны обретут почётную независимость под сенью европейской демократии. Будущее сохраняет эту уверенность для всех народов, несмотря на любые деления и расколы[173]».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза