Ленин и Сталин в творчестве народов СССР

Нам солнце закрывал туман.Вокруг — насилие, обман;Но ты сверкнул для братских странИ жизнь вдохнул в нас, Сталин!Известен облик твой земле,И слово, равное стреле,Наперерез помчалось мгле,Родной, великий Сталин!Умом ты озарил народ,К вершинам счастья он идет,И песни новые поет

Тебе, любимый Сталин!Теперь в ущельях смуглых горВеселый слышен разговор,И братских слов твоих дозорНас охраняет, Сталин!Ты первым в гору зашагал,Бессильному ты крепость дал,В ком пламень жизни погасал,Вдохнул ты силу, — Сталин!Гремит заводами страна,Цветет улыбками она,А у руля рука верна

Твоя, великий Сталин!Я высек песню из скалы,Там, где гнездятся лишь орлы;Рвет песня черный сумрак мглы:— Гора златая — Сталин!

Перевел с балкарского Александр Чачиков

Сказка о старом Туте и Сталине

Я расскажу вам сказку про нынешние времена, о старом Туте, о колхозном саде, о сыновьях Туты и Бетале Калмыкове и Сталине. Слушайте, молодые!

Тута был очень стар. Башня его лет упиралась в самое небо, и облака временами закрывали вершину ее: Тута стал забывать свои годы.

Он пешком дошел до горы нашего возраста и много силы потратил на этот путь. И пришел день, когда старый понял, что скоро ему надо спуститься в ущелье смерти.

Он жил у своих сыновей. Один сын его был председателем колхоза. Другой сын работал в партии. За ужином Тута знал уже все дневные дела колхоза. Ой, сколько их было! Они росли, как деревья. Первый сын сажал эти деревья, второй сын подстригал их, если они плохо росли. Ой, сколько дел знал Тута о своем колхозе!

Однажды утром смерть в первый раз напомнила Туте о себе. К нам, старикам, она стучится трижды, а на четвертый раз уводит за собой. Тута знал ее обычай, и утром родное село смотрело ему в спину.

Старый Эльбрус, наверное, смеялся, если только понял, за каким делом ушел старик из родного села.

Мудрый, как мудр тот, кто высоко забрался на гору времени, Тута пошел посмотреть родную землю. И он увидел не только хорошее, но и плохое.

И пошел старый Тута в Нальчик. Он пришел в каменный дом, на второй этаж, к Беталу, сыну Эдика Калмыкова.

— Где Бетал? — спросил Тута. — Я должен его видеть. Скажите Беталу, что его спрашивает старый Тута из маленького селения по большому делу.

— Входи скорей, Тута! — закричал Калмыков из-за двери. — Я всегда жду хорошего человека. Чего ты хочешь, Тута? Может быть, тебе плохо спать в новом доме? Может быть, тебя плохо кормят? Может быть, кто-нибудь посмел обидеть тебя?

— Валлаги[18] — сказал Тута. — Кто в Кабарде может обидеть честного человека?! Разве кто-нибудь хочет иметь тебя своим врагом? Разве кто-нибудь хочет иметь врагом всю Кабарду? Такой человек — сумасшедший.

— Если ты ничего не хочешь, пойдем тогда пить чай и говорить о хорошем.

— Не путай мне мысли, Бетал, — сказал Тута. — Я буду говорить о плохом.

— Я рад слышать о хорошем, — ответил Бетал, — ко я рад слышать и о плохом.

— Ты, Бетал, говоришь загадками. Моя старая голова не понимает их.

— Какая тут загадка? Плохое станет хорошим и вернется к нам радостью. Если ты за этим пришел, говори мне о плохом, говори больше.

Большой аппарат загремел, зазвенел на столе Бетала.

— Тише! — крикнул Бетал.

И голос его, наверное, слышала вся Кабарда. Звонил из холодной Москвы сам Сталин.

Ой, как уважает Бетал Сталина! Он говорил стоя, как юноша стоит перед отцом и начальником.

Ой, как уважает Сталин Бетала! Он говорил ему только веселое, и Бетал все время смеялся.

— Меня вызывают соревноваться, Сталин, — сказал Бетал. — Начальник из другой области предлагает мне соревноваться.

— У тебя ударников, сколько звезд на небе, — сказал Сталин. — Получай орден, потому что ты достоин его.

— Благодарю за орден, — сказал Бетал. — Я отдам его всем колхозникам.

— Скажи Сталину, — подсказал Тута, который здесь не молчал, — что старики будут носить кусочки этого ордена в своем сердце. Бетал передал эти слова Сталину.

— Поблагодари мудрых стариков Кабарды, — сказал Сталин.

И старый Тута поклонился черной трубке и снял шапку.

Но какой он был беспокойный, этот Тута! Он опять стал говорить о плохом. Он положил перед собой большой лист бумаги и как будто писал, выкладывая все плохое из уголков своей памяти.