Мне стало жутко от этой сцены, совершенно истерической. Я молчал, подавленный его нагло и злорадно сверкающими узенькими глазками... Я не сомневался, что присутствую при истерическом припадке.
— Мы все уничтожим и на уничтоженном воздвигнем наш храм! — выкрикивал он, — и это будет храм всеобщего счастья!.. Но буржуазию мы всю уничтожим, мы сотрем ее в порошок, ха-ха-ха, в порошок!.. Помните это и вы и ваш друг Никитич, мы не будем церемониться!..
Зиновьев отозвался в духе Ленина: «Буржуазия убивает отдельных революционеров, а мы уничтожим целые классы».
Беседа с Лениным произвела на меня самое удручающее впечатление. Это был сплошной максималистский бред.
— Скажите мне, Владимир Ильич, как старому товарищу, — сказал я, — что тут делается? Неужели это ставка на социализм, на остров Утопия, только в колоссальном размере? Я ничего не понимаю...
— Никакого острова Утопия здесь нет, — резко ответил он тоном очень властным. — Дело идет о создании социалистического государства... Отныне Россия будет первым государством с осуществленным в ней социалистическим строем... А!.. вы пожимаете плечами! Ну, так вот, удивляйтесь еще больше! Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, — это только этап, через который мы проходим к мировой революции!..
Один только мой старый друг, Марк Тимофеевич Елизаров (муж А. А. Ульяновой, сестры Ленина. —
— Что, небось Володя загонял вас своей мировой революцией? — сказал он мне. — Черт знает что такое!. . Ведь умный человек, а такую чушь порет!.. Чертям тошно!.. Право, мне иногда кажется, между нами говоря, что он не совсем нормален...
На страницах газеты «Северная коммуна» Зиновьев заявил буквально следующее: «Чтобы успешно бороться с нашими врагами, мы должны иметь собственный социалистический гуманизм. Мы имеем сто миллионов жителей в России под Советской властью. Из них девяносто мы должны завоевать на нашу сторону. Что же касается остатка, то его нужно уничтожить».
И вот уже Бухарин — «Золотое дитя революции» (как его называл В. И.), теоретик партии — теоретизировал следующим образом: «Пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов, является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи».
Всю суть философии красного террора и его политическое обоснование один из руководителей ВЧК, М. Лацис, изложил в печатном органе чекистов в следующих словах: «Мы уничтожаем класс буржуазии. Поэтому нет нужды доказывать, выступало ли то или иное лицо словом или делом против Советской власти. Первое, что вы должны спросить у арестованного, это следующее: к какому классу он принадлежит, откуда он происходит, какое воспитание он имел и какова его специальность? Эти вопросы должны решить судьбу арестованного. Это и есть квинтэссенция Красного террора» (журнал «Красный террор». М., 1. 10. 18).
Во 2-м МГУ у нас шло совещание по народному образованию. За два дня перед тем на нем выступал Ильич. Заседание шло к концу, и я собралась ехать домой, взялась подвезти одну знакомую учительницу, живущую в Замоскворечье. Меня ждал кремлевский автомобиль, но шофер был какой-то незнакомый. Он повез нас к Кремлю, я сказала ему, что мы сначала отвезем нашу спутницу; шофер ничего не сказал, но у Кремля остановил машину, открыл дверцу и высадил мою спутницу. Я диву далась, чего это он так распоряжается, хотела разворчаться, но мы подъехали к нашему подъезду, во двор ВЦИК, там встретил меня т. Гиль, шофер, всегда ездивший с нами, стал рассказывать, что он возил Ильича на завод Михельсона и что там женщина стреляла в Ильича, легко его ранила. Видно было, что он подготавливает меня…
Ответом на начало этого террора и было убийство председателя петроградской Чека Урицкого 30 августа 1918 года поэтом Леонидом Каннегисером и покушение в тот же день Фанни Каплан на Ленина. Ей было двадцать восемь лет, она принадлежала к партии эсеров и одиннадцать лет сидела в каторжной тюрьме за покушение на царского чиновника.
…Эсерка по имени Каплан предприняла попытку убить Ленина в тот момент, когда он произносил речь на собрании, созванном на одном из крупных московских заводов. Ей удалось тяжело ранить Ленина двумя пулями, одна из которых попала ему в легкое. Рабочие завода чуть было не разорвали эсерку на куски. Спустя два дня по приказу ЧК Каплан была расстреляна. Ленин находился в почти безнадежном состоянии и, не имей он крепкой конституции, наверняка, не выжил бы.