Ленин в жизни

В «Мэзон дю Пэпль» мы пошли с ним к Гюйсману, секретарю Интернационального Бюро, и Ленин попросил его выдать сто франков для Мити. Отмечу, что, когда Митя, пораженный таким крупным пособием (по современному индексу это составляло не менее тысячи франков), благодарил Ленина, тот страшно сконфузился и стал валить «вину» на меня.

Г. А. Соломон [1].С. 2728

Мы знаем Владимира Ильича Ленина, какой это был железный большевик... Но мы видим, по рассказу Лядова (М. Лядов. «Мои встречи с Лениным», 1924), как Владимир Ильич в Женеве был на спектакле «Дама с камелиями», и когда Лядов обернулся к Владимиру Ильичу, то увидел, как он платочком вытирал слезы. (Стенограмма «беседы» В. Мейерхольда с самодеятельными художественными коллективами завода «Шарикоподшипник», 27 мая 1936-го года, в Москве.)

Цит. по: Ю. Анненков.С. 264265

Описанный выше случай, когда Ленин обнаружил такую растрогавшую меня чисто товарищескую теплоту, был единственный, по крайней мере из известных мне. Возможно, что именно потому-то так врезалось мне в память и так меня растрогало, что это было так непохоже на Ленина, было так необычно для него и напоминало какое-то чудо, вроде летающей собаки. И рядом с этим встает воспоминание об его грубом отношении к близкому ему товарищу Менжинскому. И невольно копошится подозрительное сомнение, да не было ли это его теплое внимательное отношение к мало знакомому ему Мите, притом рабочему, лишь демагогическим жестом, позой для привлечения сердец?

Г. А. Соломон [1].С. 28

Заботы Владимира Ильича о заболевших товарищах были поистине поразительны. Время от времени я получал от него предписание осмотреть того или другого больного, назначить ему соответствующий режим, указать в точности, сколько часов в день он может работать, или не нужно ли ему на время совсем бросить работу, не нужно ли изменить характер работы, не нужно ли уехать в какой-нибудь курорт или за границу и т. д. Поражал меня всегда не самый факт заботливости о больных товарищах, а то, как это делалось. Владимир Ильич никогда не успокаивался на том, что просил посмотреть больного. Он вникал всегда во все подробности, во все мелочи, входил нередко в обсуждение плана лечения и т. д. Он следил далее за тем, выполняются ли предписания врача, выехал ли больной на курорт, указанный врачом, или за границу.

Л. Г. Левин.С. 254255

Но, раз я коснулся этой стороны, не могу не сопоставить с этим его отношение к посторонним, неизвестным ему товарищам, его отношение к Менжинскому, его старому товарищу и другу, о чем я выше уже говорил. В течение этого пребывания Ленина у меня я несколько раз говорил ему о тяжелом положении Менжинского, человека крайне застенчивого, который сам лично предпочел бы умереть (я его застал умирающим от своей болезни, в крайней бедности, но он никому не говорил о своем положении), но ни за что не обратился бы к своим друзьям или товарищам. Но Ленин относился к моим указаниям совершенно равнодушно и даже жестко холодно. Он ничего не сделал для него...

Г. А. Соломон [1].С. 28

В начале двадцатых годов здоровье Сталина подверглось серьезной опасности. У него начался гнойный перитонит. Предстояла операция. Сталина, по настоянию Ленина, перевели в Москву, в Солдатенковскую знаменитую больницу.

«Владимир Ильич, — рассказывает лечивший Сталина доктор Розанов, — ежедневно два раза, утром и вечером, звонил ко мне по прямому проводу и не только справлялся о его здоровье, потребовал самого тщательного и обстоятельного доклада. Операция т. Сталина была очень тяжелая: помимо удаления аппендикса, пришлось сделать широкую резекцию слепой кишки, и за исход ручаться было трудно. Владимир Ильич, видно, очень беспокоился и сказал мне:

— Если что, звоните мне во всякое время дня и ночи...

Когда на четвертый или пятый день после операции всякая опасность миновала, и я сказал ему об этом, у него, видно, от души вырвалось:

— Вот спасибо-то!.. Но я все-таки буду звонить вам каждый день...

Навещая т. Сталина у него уже на квартире, я как-то встретил там Владимира Ильича. Встретил он меня очень приветливым образом. Отозвал в сторону, опять расспросил, что было со Сталиным. Я сказал, что его необходимо отправить куда-нибудь отдохнуть после тяжелой операции. На это он:

— Вот и я говорю то же самое, а он упирается. Ну, да я устрою, только не в санаторий, сейчас говорят, что они хороши, а еще ничего хорошего нет...

Я говорю:

— Да пусть едет прямо в родные горы.

Владимир Ильич:

— Вот и правильно, да подальше, чтобы никто к нему не приставал, надо об этом позаботиться».

В. Брусенцов.С. 174

Решились оперировать под местным наркозом из-за слабости больного. Но боль заставила прекратить операцию, дали хлороформу... Потом он лежал худой и бледный как смерть, прозрачный, с отпечатком страшной слабости.

В. Ф. Аллилуев.Хроника одной семьи: Аллилуевы — Сталин. М.: Мол. гвардия, 1995. С. 134