Однако это не мешало семье ежегодно бывать на хуторе, отдыхать здесь, напоминать Крушвицу о задолженностях и потихоньку стричь ренту. Затем семья все же решила за благо вернуть вложенные деньги и продать хутор.
В упомянутой статье, посланной в «Русскую Мысль», Ленин с негодованием говорил о «кулацких элементах, арендующих землю в размере, далеко превышающем потребность», и «отбивающих у бедных землю, нужную тем на продовольствие». Мы видим, что сам Ленин именно в такой операции был участником. Крестьян Алакаевки он и его семейство не эксплуатировали. Чтобы не было «ненормальных отношений» с ними, хозяйство Ленин не вел, предпочитал получать доход от хутора не прямо из рук крестьян, а через арендатора Крушвица, и это позволяло ему без угрызения марксистской совести быть чистеньким и жить беспечно в Алакаевке. Сдача хутора в аренду происходила с 1890 года по конец 1897 года, когда Ульяновы в декабре этого года продали его за ту же сумму, за которую он был куплен. Приняв во внимание, что за это время они получали арендные суммы, нужно заключить, что весьма странная и по дорогой цене покупка Алакаевского хутора в конце концов оказалась выгодной.
И ведь при этом он был не просто свидетелем трагедии, но и ее непосредственным участником и даже причиной. Семья получала доходы с аренды алакаевских земель и Владимир требовал от управляющего Крушвица полных и регулярных выплат согласно договоренности. Это означало, что Крушвиц обязан был взимать с крестьян арендную плату в полном объеме, невзирая на обстоятельства.
В архиве сохранился договор, составленный рукой Владимира от имени матери, о продаже С. Р. Данненбергу имения в Алакаевке в июле 1893 года.
Я, Ульянова, продаю г[осподи]ну Данненбергу принадлежащее мне недвижимое имение при сельце Алакаевке Богдановской волости Самарской губернии и уезда в количестве 83 1/2 десятин указной меры, с водяной мельницей, с постройками и со всеми угодьями за цену восемь тысяч пятьсот рублей (8 500 р.).
23 июля (4 августа) 1893 г.
Неизвестные документы. С. 18
В 1893 году от всякого недвижимого имущества М. А. Ульянова постаралась избавиться. Продан дом в Самаре, ликвидирована всякая связь с казанским имением Кокушкино, продан хутор Алакаевка. Деньги, положенные в банк, может быть, частью превращенные в государственную ренту, вместе с пенсией М. А. Ульяновой составили особый «фамильный фонд», которым очень умело в течение многих лет распоряжалась всегда расчетливая мать Ленина. Все черпали из этого фонда: старшая сестра Ленина Анна, Ленин, младший брат Дмитрий и младшая сестра Мария. Богатства, как видим, никогда не было, но в течение долгого времени был достаток, позволявший членам семьи Ульяновых многие годы не иметь заработка, производить траты вроде частых поездок за границу, которые были бы просто невозможны, если бы «вся семья жала лишь на пенсию матери».
…В 1895 г. Ленин совершил первый свой выезд за границу. И я имел случай видеть и Ленина под непосредственным впечатлением от первой встречи его с Плехановым, и Плеханова, присматривающегося к Ленину и делящегося со мной своими наблюдениями по его поводу. Съехавшись к началу лета в Женеву, мы все вместе отправились в горы и поселились в довольно глухой деревушке Ормоны, проводя время в прогулках и бесконечных разговорах на ходу. И в этой идиллической обстановке трудно было предвидеть те бури, которые впоследствии разметали нас в разные стороны... Невозможно было представить себе Плеханова, подвергающегося обыску со стороны клевретов будущего диктатора Ленина и с минуты на минуту ожидающего, что его поведут на расстрел! А ведь это не в шутку, а всерьез и на самом деле было проделано в скверную осень 1917 г. под Петербургом, в Царском Селе...
О Плеханове Ленин говорил с известным, хотя и недобрым почтением:
— Он, знаете, склизкий и ершистый, — так голыми руками его не возьмешь. Но крупная личность с громадным значением в истории рабочего движения, настоящий апостол русского марксистского социализма, впрочем, с сильным креном в сторону буржуазии...
И уже тогда, в обстановке альпийской идиллии, у меня слагалось смутное и пока еще мало осознанное ощущение, что эти два столь непохожих друг на друг марксиста социал-демократа, невзирая на, казалось бы, им общую догму, не имеют общего друг с другом языка и смотрят как-то по-разному и в разные стороны. Разумеется, в те «доисторические» времена я еще не улавливал глубоких причин этого их взаимного непонимания. Но, во всяком случае, контраст двух натур уже тогда бросался в глаза.
Возвратясь в Петербург, Ленин вскоре был арестован и, просидев в тюрьме 14 месяцев, выслан на три года в Западную Сибирь.