Ленин в жизни

В одно из первых наших свиданий в 1914 г. Горький, со свойственной ему привычкой по нескольку раз с небольшими вариациями повторять одни и те же слова, мне говорил: «Ленин человек замечательный, очень замечательный. И большевики люди превосходные и люди крепкие. Беда только, что у них слишком много склоки по пустякам, а склоку не люблю. Очень не люблю».

Н. В. Валентинов. Наследники Ленина / Ред сост. Ю. Фельштинский. М.: Терра,. 1991. С. 163

(Далее цит.: Н. Валентинов [4]

)

С Капри Горький (попавший под амнистию по случаю 300-летия дома Романовых) уехал в декабре 1913 года в Петербург, послав Ленину в некотором роде отповедь за все испытанные им нападки. Хранится ли это письмо в каких-нибудь архивах или давно уничтожено — не знаем, в кратких чертах его содержание мне поведал сам Горький при одном разговоре, имевшем место летом 1916 года. «Что я написал Ленину? Написал, что он очень интересный человек, ума — палата, воля железная, но те, которые не желают жить в обстановке вечной склоки, должны отойти от него подальше. Создателем постоянной склоки везде являлся сам Ленин. Это же происходит оттого, что он изуверски нетерпим и убежден, что все на ложном пути, кроме него самого. Все, что не по Ленину, — подлежит проклятию. Я написал: Владимир Ильич, Ваш духовный отец — протопоп XVII века Аввакум, веривший, что дух святой глаголет его устами и ставивший свой авторитет выше постановлений Вселенских Соборов»… За что Ленин его немедленно отчитал: «Нехорошую Вы манеру взяли, обывательскую, буржуазную — отмахиваться: «все вы склокисты»...

Н. Валентинов [1]. С. 7374

«О, теленок!» — со злостью восклицает Ленин по адресу Горького в письме к Арманд от 18 декабря 1916 года.

Н. Валентинов [4]. С. 76

Как ни парадоксально, даже проникновение царских агентов в ряды большевистской партии было, в некотором смысле, выгодно Ленину. Белецкий, директор полицейского департамента в предвоенный период, рассказывал, что «главной целью» его политики до войны было предотвращение любой ценой объединения русских социалистов. Он говорил: «Я действовал по принципу: разделяй и властвуй». Ленин в отличие от многих большевиков, выступивших за союз с меньшевиками, был против объединения всех русских социалистов. Белецкий в некотором смысле помогал Ленину, арестовывая как ярых противников Ленина среди меньшевиков, так и большевиков, которые активно выступали за объединение Российской социал-демократической рабочей партии. В отличие от «охранки», которая была убеждена в том, что разобщив партию, она сможет ослабить социалистическое движение, Ленин считал, что существование независимой партии большевиков является ключом к победе. Только дисциплинированная, идеологически чистая, «монолитная» элита, стоящая во главе сотен большевиков, могла повести русский народ в светлое будущее.

Э. Кристофер, О. Гордиевский.

С. 54.

Самой крупной фигурой социал-демократического движения среди большевиков был Ленин, по моему мнению фанатик, не преследовавший своих личных узких целей и подчинявший все интересам того кружка, к которому он принадлежал, и интересам этого кружка подчинил интересы всего революционного движения, интересы нации.

В. Л. Бурцев. Показания по делу о вооруженном выступлении в июле 1917 года // Тайна октябрьского переворота. Ленин и немецко-большевистский заговор. Документы, статьи, воспоминания: Сборник / Сост. В. И. Кузнецов. СПБ.:

Алетейя, 2001. С. 187

По сравнению с широким умственным кругозором Плеханова с его всеобъемлющими интересами, дававшими пищу для неизменно яркого и талантливого реагирования его ума, Ленин казался таким серым и тусклым во всем, что не входило непосредственно в сферу той социальной проблемы, в которой помещалась целиком и без остатка проблема его жизни. Если из Плеханова как из неиссякаемого кладезя мудрости можно было черпать мысли и сведения по самым различным отраслям человеческого знания, беседовать с ним с поучением для себя не только о политике, но и об искусстве, литературе, театре, философии... то с Лениным при всей его осведомленности в русской экономической литературе и знакомстве с сочинениями Маркса и Энгельса тянуло говорить лишь о вопросах движения. Ибо малоинтересный и неинтересный во всем остальном, он, как мифический Антей, прикоснувшись к родной почве движения, сразу преображался, становился сильным, искрящимся, и в каждом его соображении сказывалась продуманность, следы того жизненного опыта, который, несмотря на его кратковременность и относительную несложность, успел сформировать из него настоящего специалиста революционного дела и выявить его прирожденную даровитость.

А. Н. Потресов. С. 279280