Ленинградское время, или Исчезающий город

Был Марский, была Одна Девушка, был я. Имелся у Марского загадочный приятель Пресняков, постоянный посетитель «Сайгона», художник. У него бабушка проживала в ярославской глубинке. Почему-то, не помню почему, приятель Пресняков начертил план глубинки и уговорил Марского отправиться в глубинку к бабушке и взять сколько-то там икон, собранных ею для приятеля. Марский по договору привозил иконы, получал за это деньги, и мы покупали музыкальные агрегаты. Такова была идея. Марский уговорил Одну Девушку ехать с ним, та проболталась, и я влез в компанию. Марский скрипел сердцем, но мы все-таки отправились втроем. Перед отъездом выполнили последнюю волю Преснякова: купили бабушке килограмм сладких подушечек, конфет таких, и торт «Полярный».

Москва… Ярославль…

От Ярославля доехали до Данилова, после до Путятина, а может, и наоборот. Потом автобусом до городка Середа, затем, счастливые, пешком побрели по пыльной жаркой дороге с оставшимися пятью рублями на троих.

Ночь провели в поле, в безмерных соломенных развалах. А утром солнце будит ранним и вполне жгучим прикосновением. Марский через солнце счастливо закричал:

– Стенд-ап делаем! И вперед вокинг зе дог, как у роллингов бродячая собака!

– Давайте лучше шампанское, – предложила Одна Девушка. – И на речку хипповать. Ведь пять рублей еще есть.

– Ты совсем того! Это же Русь! Срединная Русь!

На Летающем Суставе (так звали Марского за худобу и подвижность) были синие «ранглеры», на Одной Девушке «левиса», видавшие виды, на мне – хипповый улет, белые в дым, как пепловский «Смок он зы вота», вельветовый шик девяностопроцентного износа. Мы сделали «вокинг зе дог» по хромой русской дороге и через час добрались до безымянного для нас поселения. На отшибе посреди поля стоял лабаз. В нем мы обнаружили только баранки и шампанское брют на всех полках. Девушка у нас хоть была и Одна, зато своя как до мажор, врубалась в Джима Моррисона и курила травку. Но шампанского брют мы ей не взяли. После баранок у нас на него и денег-то не оставалось.

– Как мы отсюда станем выбираться с тремя рублями? Михаил, короче, где тут твои золотые горы?

Летающий Сустав достал план и ткнул в него музыкальными пальцами:

– Дорога тут одна. Километров двадцать.

День становился жарким. Солнце, словно ненормальный зайчик, слепило глаза. Мы шли целый день, а когда светило из золотого стало медным, добрались, уставшие, до означенной деревушки. Кроме поношенных джинсов мы с Мишкой, напомню, носили еще на головах и длинные лохмы хипповой ботвы. В деревнях, да и в городах, народ тогда стригся коротко, под полубокс или канадку. Прохожая старушенция при нашем появлении стала быстро креститься. Михаил спросил у нее про гражданку Преснякову, то есть бабушку приятеля.

– Такой нетути, – прошамкала старушенция.

Мы пошли спрашивать дальше, но и последующие редкие селяне отвечали так же испуганно и так же отрицательно. За деревней возле реки мы разделись, упали в воду, вспомнили, что впереди еще вся жизнь, сели мокрые на берегу, достали план.

– План-то правильный, – сказал Мишка.

– Точный, – подтвердила Одна Девушка. – Ты не расстраивайся.

– Вот дорога тут поворачивает, – ткнул в бумажку Мишка.

– Точно так поворачивала.

– И название у деревни, как в плане, Мхи.

– Название-то Мхи. Бабки только нет.

Мы помолчали, а после Одна Девушка сказала:

– Надо было шампанского взять. Шампанское брют в деревне Мхи. Звучит!

В затяжном полете солнце падало на горизонт в тяжелую кучевую буханку. За речкой к малахитовой роще катилось поле. Из рощи прилетел ветер, и стало совсем хорошо.

Мы перешли речку и, расположившись возле стога, съели вафельный торт. Помолчали, пока не стемнело. Было тепло. Небо заволакивало. Стали зарываться в колючее сено. В нем шуршали и ползали живые существа. Сквозь первый слой сна уже долетали капли дождя. После этого из неба ударило, и мы проснулись. Молнии слепили даже сквозь сено, а ливень пробивал его насквозь. Мы выползли в стихию. В ней не было очертаний. Сквозь мрак пролетали толстые заряды электричества. После грохотало и бил ливень.

– Вокинг зы дог делаем в деревню! – прокричал Мишка.

Мы сбились с поля в месиво дороги, и я упал, поскользнувшись, а когда поднялся, то почувствовал приятную легкость в коленях. Это лопнули мои вельветовые американские штаны.

С трудом пробились мы сквозь бурю к деревушке и стали стучаться в первый домик. Словно через вечность спросил старый голос:

– Кто там?

– Туристы из Ленинграда!

Средневековая дверь отворилась, на нас посмотрели как на марсиан, приняли явление спокойно и уложили на печь.

Утро пришло тихое и контрастное. Горшок картошки и молоко – спасибо принявшим нас селянам.

Теперь о джинсах – они лопнули навсегда. Я не стану рассказывать, как мы хипповали еще день, и как нашли брошенную церковь с полным иконостасом, и как довезли-таки до Питера четыре большие иконы отличной работы, и как с коммерцией ничего не получилось, и как эта история неожиданно продолжилась с авантюрным уклоном через десять лет. Все это пища для повести…

Я буду о джинсах!