Поправив перед зеркалом галстук, Ермаков приложил ко рту ладони рупором и возгласил своим гулким басом:
- Марина Мнишек! Я царевич Дмитрий!..
Это сразу расположило к нему, если не Огнежку, которой было не до шуток - у нее подгорал гусь, то, во всяком случае, ее гостей, незнакомых Ермакову молодых людей, которые высыпали на лестницу, навстречу “царевичу Дмитрию”, неся кусок пирога и наперсток с вином для опоздавших.
“Царевич” оказался в летах. К тому же у него были круглые щеки и такое брюшко, что какой-то юноша в синем костюме присел от хохота, хватаясь рукой за перила.
- Лжедмитрий! Это видно с первого взгляда! - кричал он. - Самозванец!
Молодые люди за спиной юноши завели хором, размахивая руками в однн голос: - Пейдодна! Пейдодна!
Товарищи Огнежки, они представились почти в один голос- имен их Ермаков не разобрал. Взглянув на накрытый стол, за который сегодня присаживаться ему было недосуг. И все же наметанный глаз засек: водки на столе не было. Одна бутылка Цинандали. На всю братию?!
“Интеллигенция гуляет…” мелькнуло весело. И тут заметил с дальнем углу стола Игоря Ивановича
Мелькнуло ревниво: “Тут ему и место, университетчику”.
- Игорь Иванович, - весело прорычал он.- Рад вас видеть в семейном кругу. Разрешите один бестактный вопрос. Заметил своим хитрым глазом, Огнежка прорабов в гости не приглашает. Чаще музыкантов. Пианистов и флейтистов. Значит, вас приравняли к дудочнику.
- Нет, Сергей Сергеевич, я тут прохожу, как Маркс и Энгельс.
Огнежка произнесла нынче спич в мою честь. Начала со слов. “Твои идеи народовластия…” Вот так! Прошу любить и жаловать.
Ермаков и Акопян захохотали, поздравили Некрасова с народным признанием…
Ермаков был несколько задет тем, что тонная Огнежка назвала Некрасова “на ты”. Настолько сдружились?
Ашот Акопян тянул Ермакова за руку в кабинет. Работать. К пульману. “Кальки чертежей готовы”. Ермаков отбивался. Ему почему-то захотелось пусть ненадого, но задержаться.
Серые глаза Некрасова вежливо улыбались Огнежке. Но выпяченные мальчишеские губы, как уж не раз замечал Ермаков, были откровеннее глаз - они приоткрылись от удивления.
Из-за шутливого “ты”?
Парень явно был взволнован. Но, видно, не только тем, что рядом была дерзкая и остроумная Огнежка, неожиданно позвавшая его на свой “мальчишник”. Ермаков проследил направление его взгляда, шарящего по стенам.. А, вот в чем дело? - понял успокоенно.
Все в этой комнате было пронизано памятью о Серго. Большой, по грудь, портрет Серго Орджоникидзе, написанный маслом, был водружен в простенке между широкими окнами. Маленький, из красной меди, бюст стоял на пианино. На бюст падало закатное солнце, и голова Серго на черном и лаке пианино пламенела
Игорь Иванович спросил вполголоса Ермакова не столько голосом, сколько взглядом. - Отчего так?
- Допей свой наперсток, все станет ясно.
Ермаков попросил Огнежку принести ему семейный альбом Акопянов с потускневшими от времени вензелями на обтянутой черным бархатом обложке. Он разглядывл его не однажды. Альбом был старинный, передавался из поколения в поколение. Открывался портретом старухи с гордым профилем на дагерротипе. Ермаков пояснил, что это внучка казненного Екатериной II польского повстанца, известная революционерка.
- Огнежка, наколько мне известно, дали имя в честь нее - Агнешка. Правильно, Огнежка?
Игорь принялся быстро листать альбом. На нескольких фотографиях Серго был снят рядом с Акопяном . На одной - Серго что-то говорил Акопяну из глубины “Эмки” . На другой - Акопян показывал Серго новый фабричный корпус со стенами из стекла.
Ермаков рассеянно сунул свой пустой наперсток в карман, что было тут же замечено веселяшимися гостями, что Ермакова не смутило.
- Воровство - это моя фамильная черта, -шутливо ответствовал он, призвав в свидетели хозяина дома..- Вот Акопяна, кстати, я тоже украл…У Хрущева.
Акопяна он, в самом деле, приметил на совещании у Хрущева. Еще на Украине. Никита, не разобравшись, окрестил во гневе группу инженеров, подавшую резкую докладную о нуждах жилищного строительства, в те годы - мертвого - доморощенными мыслителями. Все смолчали. Запротестовал лишь один, длинный и сутулый человек с покатыми плечами, чем-то похожий на стебель полыни, примятый колесом.
Ермаков любил людей независимых, задиристых, языкатых. Если человек может отстоять себя, значит, он и дело отстоит. Он тут же заинтересовался - Кто такой?
Начальник Ермакова, Зот Иванович Инякин, быcтренько выяснил в “соответствующих инстанция”х: - Акопян Ашот. Спасал, откачивал затопленные шахты в Донбассе. Жена- полька, ушла от него во время войны к генералу войска польского. Вообще человек сомнительный.
Другие называли Акопяна склочником, неуживчивым человеком. Ермаков навел справки. Не только на Лубянке. Тогда-то он узнал, что Акопян “из гвардии Серго” (так его впоследствии с гордостью представлял Ермаков), В день смерти Орджоникидзе Акопян был доставлен в больницу с сердечным приступом, а затем в тюрьму: Каганович объявил на совещании промышленников: “Акопян - международный шпион, он - расстрелян”.