Ленинский тупик

- Никто никуда не поедет! Что это за купеческие причуды? Что за хамство? Я о вас была лучшего мнения, Сергей Сергеевич. Захочу - в чулан запру, захочу - перед всем миром в ночной рубашке представлю, так, да?

Игорь Иванович оттянул ее за руку назад, сказал Ермакову недовольно: - Лучше бы сюда пригласить. Ермаков усмехнулся, покачал головой:

- Не придет.

В дверях Акопян натягивал на ноги резиновые, с теплым верхом боты.

- Вы, разумеется, домой? - произнес Игорь Иванович, проходя мимо него.

Акопян махнул рукой с ботиком в сторону дверей:

- Нет, с Ермаковым.

Выехали на трех машинах. Впереди - ермаковский вездеход. Сзади - два такси. У светофора ветер донес из такси сиплый голос, обрывки песни:

“Переда-ай кольцо… и эх!., а-аб-ручальное… “

Песню оборвал свисток милиционера. Машины заскользили на тормозах, стали у вокзала гуськом. Постовой со снежными погонами на плечах отдал честь.

- Свадьба?

- Свадьба! - дружно прокричало в ответ несколько голосов.

Он снова отдал честь, один его погон осыпался,

- Поздравляю молодых!

“Свадебный кортеж” мчался под свист ветра в приоткрытых боковых стеклах. Внезапно свист прекратился.

- Держитесь, мама! -Ермаков придержал старуху - она сидела возле шофера - за плечи.

Вездеход забуксовал в снежном месиве, натужно выл мотором, заваливался в рытвины, едва не ложась набок.

Ползли долго среди каких-то канав, глухих заборов. Мелькнули ржавые перила. Мост окружной дороги, что ли? Белые крыши домишек выскакивали к дороге внезапно, как зайцы-беляки. И тут же пропадали.

Приглушенный гневом голос матери Ермакова заставил всех умолкнуть.

- На бетонный везешь? К твоей железной дуре?.. Уйду к снохе! И Настюшку заберу!

Игорь Иванович, который колыхался, стиснутый с обеих сторон, на заднем сиденье, ощутил у своего уха шершавые губы Чумакова.

- Из кержачек она, - хрипел он. - Одних только прожекторов и боится. Больше ничего. Как зашарят, бывало, по черному небу под грохот зениток, ей все кажется - конец света… “Уйду к снохе!” Свободно! -заключил он испуганно и восхищенно.

Фары машины уперлись в высокую кирпичную стенy. Два желтых световых круга, порыскав по стене, уставились на приехавших, как глаза совы.

- Здесь? - спросила Варвара Ивановна глухим голосом.

- Здесь, мама! - Ермаков скрылся в темноте, вернулся через несколько минут. - Пошли!..

Заскрипели шаги. Зажужжал фонарик Игоря Ивановича, тоненький лучик заметался беспокойно.

Как и мать Ермакова, Игорь Иванович еще по дороге начал догадываться, куда их везут. Белый лучик задержался на висячем замке, в который Ермаков вставлял ключ. Ключ не попадал в скважину.

Игорь Иванович вдруг ощутил - у него замерзли пальцы ног, ноет плечо, которым он ударился о спинку сиденья на одном из ухабов. Завез бог знает куда!.. - Ключ от своей любви ты где хранишь, Сергей Сергеевич, на груди? - спросил он почти зло.

Ермаков не ответил. Видно, он уже жил предстоящим,.. Отомкнув наконец замок, он вошел внутрь здания, в темноте напоминавшего не то цех, не то склад, щелкнул выключателем.

Так и есть! Посередине здания с голыми кирпичными стенами высилась собранная наполовину машина, похожая на огромный плоскопечатный станок. Будто кто-то намеревался выпускать газету размером в стену одноэтажного дома. Рядом лежали какие-то детали в промасленной бумаге. От них пахло керосином, солидолом. Откуда-то тяиуло сырыми древесными опилками.

Чумаков захрипел, закашлялся от хохота, опираясь обеими руками о кирпичную стенку.

- Невестушка… Ха-а-ха!. С такой ляжешь… Что она делает, Сергей Сергеич? Ха-ха!.. Укачивает детишек? Побасенки им сказывает… про нашу строительную мощу. Ха-а!..

Игорь Иванович остался возле дверей. Он не слушал объяснений Ермакова. Глядел на кирпичную стену, на которой раскачивалась длиннорукая, как пугало, тень Ермакова.

Кто же в тресте не знает, что Ермаков грешит изобретательством! Рассказывали, еще в тридцатые, годы он соорудил “огневой калорифер” - по виду нечто среднее между печкой “буржуйкой” и керогазом. Сушить штукатурку.

Подобным “механическим уродцам”, как называл Ермаков свои изобретения, говорили, нет числа. Дома у него киот из патентов и грамот.

Досада Игоря Ивановича улеглась, когда он начал прислушиваться к голосу Ермакова. Голос этот звучал необычно. Веселой, беззаботной усмешки, которая неизменно сопутствовала рассказам Ермакова о собственных изобретениях, и помину не было. Низкий почти рокочущий бас, исполненный скрытого нетерпения и гордости, срывался почти в испуге. Точно Ермаков после каждого объяснения восклицал: “Ну как?! Правда, здорово? А?” С подобным чувством, наверно, скульптор снимает полотно со своего детища, которому были отдано много лет.

- Стены пятиэтажных домов будут сходить с прокатного стана, как ныне сходит со станов металлический лист.

Игорь Иванович встряхнул головой. “Кто перепил - я или Ермаков?!”

Он готовился засыпать Ермакова вопросами, но Ермаков вдруг замолк, обвел всех встревоженным взглядом.

- Где мама? Мама! Где вы?!

Он соскочил с приставной лесенки, кинулся к выходу, пнув носком ботинка попавшийся на пути железный капот. Капот со звоном отлетел к стене.