Игорь Иванович и Тоня обошли несколько комнат. Света не было нигде. В одной из комнат, похоже, кто-то был: пахло подгорелой картошкой и тройным одеколоном.
Игорь Иванович приоткрыл дверь пошире. Свет из коридора упал на обеденный стол, за которым ужинали две девушки. Почему едят впотьмах? Одна из девушек показала рукой в угол, объяснила, утирая рот ладонью: — Староверовы тут, молодожены. С девяти до десяти ихнее время, а мы… Уж очень есть хотелось…
За стеной-простынкой заскрипело. Видно, там нам на кровати заворочались… Игорь поежился. «Да-а.».
Тоня обещала передать рабочим, чтоб собрались на следующий день. Пораньше.
Назавтра Игорь Иванович и Огнежка застали у входа в общежитие странную картину. Какая-то девушка с бигуди, торчавшими под платком во все стороны, упрекала вахтершу: — Зачем вы его пропускаете? Он женатый.
Та оправдывалась: — Почем я знаю, женатый Он иль нет! Что у него, клеймо на лбу, что ли?
— Что сегодня у вас? — с недоумением спросил Игорь Иванович вахтершу.
— Кто его знает… Сказывали, сбирают в красном уголке. Не то танцы, не то еще какое увеселение.
Возле дверей красного уголка Игорь Иванович н Огнежка увидели Тоню. Она обеими руками отпихивала парня в фетровой шляпе, крича: — Нынче только для своих! Отчаливай!
К красному уголку спешили со всех сторон — так валят в зал кинотеатра после третьего звонка. Девушки шли в туфлях на высоких каблуках, тщательно причесанные.
— Тоня! — с досадой окликнул Игорь Иванович — Ты что им обещала?
Искренняя и простодушная Тоня обстоятельно, без утайки, рассказала: ей хотелось хоть раз не подвести… — Но в первой же комнате, у подсобниц, где Тоня объявила, что девчат собирают, чтоб посоветоваться с ними, как им больше класть кирпичей и больше зарабатывать, Тоню подняли на смех. Чтоб с подсобницами советовались?! Такого на стройке еще не бывало. Поэтому в других комнатах Тоня уже говорила: «Приходите в семь вечера в красный уголок-не пожалеете!
Когда собирают в красный уголок — дело ясное… Опять из университета кто-нибудь приедет рассказывать про жизнь на Марсе или какое положение за границей!
Но Тоня на беседы не заявлялась отродясь, ее взволнованное, на бегу, «не пожалеете!» могло означать только одно — танцы! Ребята будут!. В дверях образовалась толчея.
Нюра заняла два стула. Махнула рукой мужу, едва его голова показалась в дверях: «Пробивайся!..»
Александр и не думал пробиваться. Увидев, что стол накрыт кумачом, а за столом начальство, Александр начал пятиться к дверям. Встревоженный Тонин возглас: «Куда?! Не пожалеешь!» — не остановил его. Пришлось посылать за Александром Огнежку. Она нашла его в дальнем конце коридора. Александр учил ходить своего сына, Шураню-маленького. Отняв руку от его плечика, Александр кричал счастливым голосом:
— Держу! Держу! Не бойся!..
Он ни за что не хотел возвращаться в красный уголок, отнекивался… Огнежка вздохнула глубже, чтоб удержаться от обидных сравнений, которые готовых сорвать с языка, махнула рукой куда-то в глубь коридора, — вот как вы живете! За простынкой. А пораскинуть мозгами ни-ни… Кто же за вас будет думать?!.
Александр протянул сынка кому-то в приоткрытую дверь комнаты и ответил веселой скороговоркой, как всегда, когда хотел уйти от «зряшной» беседы:
— Как кто будет думать? Начальство. Оно газеты читает. Радио слушает.
Когда они пришли в красный уголок, разговор уже начался. И, похоже, непринужденный… Смех, шутливые восклицания покрыл густой, могучий голос тетки Ульяны. Девчата уступили ей место у окна, на диване.
— И все Ермаков. Из-за него девчата маются, А я говорю, из-за него! Дает комнаты только семейным, коли они к тому сроку дождутся — не передерутся. «Создай семью, говорит, — получишь комнату». Дело это? Вначале дай девке комнату, семью-то она уж как-нибудь завяжет.
Силантий выглянул из-за спины Староверова, спросил свою соседку улыбчиво: — А ты, Ульяша?
— Мне бы комнатенку — и я бы мужичка нашла, — продолжала она ровным голосом, хотя краем глаза заметила, что Силантий норовит еще что-то добавить ехиднейшее, может, намекнуть на то, что она одна, да не одна… Тетка Ульяна в таких случаях не церемонилась. Охоту намекать она отбивала раз и навсегда.
— Ты со своей Анфиской живешь — как суп несоленый ешь! — прогудела она.
— Была бы у тебя своя комната, может, все иначе сложилось б…
Больше Силантий из-за спины Староверова не выглядывал.
Пожалуй, самое время было начинать. Игорь Иванович потер ладонью красный, со свежими порезами подбородок, — давно не скреб его бритвой так, как сегодня.
— Неужели страшнее кошки зверя нет? Не вылезем из простоев?
Он шепнул что-то Огнежке, и та, взглянув на листочек, комкая его в руке, принялась рассказывать о своем плане. Ее выслушали молча; старики морщили лбы. «От напряжения мысли? Или недовольны…»
Первым нарушил молчание Гуща: — Я заместо Тоньки буду мусор убирать?! Спасибочка…
Голоса взметнулись костром. Огнежку жаром обдало Что же будет? Уравниловка? Шурка, ты что молчишь? Скажи…
— У него слово рубль стоит.