«...А теперь кое-что специально для тебя, дорогая Пегги. Многие мои дела были только для тебя. Сначала я не хотел говорить об этом даже с тобой, но теперь, однако, я решил все рассказать... так как дело подошло к концу. Я написал роман. Он называется „Не доверяйте...“.По некоторым важным соображениям я не могу издать его под своим именем, поэтому придумал псевдоним. Хотя тебе, дорогая Пегги, я скажу правду. Я уверен, что роман не будет напечатан, ведь я не владею пером. Но, тем не менее, помни, что это я сделал только для тебя. Не говори об этом даже с мужем...»
Она посмотрела на меня.
— Есть! Я забыла, что брат написал заглавие, но помнила... Нет! Что вы делаете?
Ее реакция была недостаточно быстрой: левой рукой я вырвал письмо из ее рук, правой схватил со стола конверт и отскочил на безопасное расстояние.
— Не нервничайте, пожалуйста,— сказал я.— Ради вас я прошел бы сквозь огонь— сквозь воду я уже прошел, но мне придется забрать это письмо. Это единственное в мире доказательство, что ваш брат написал роман. Для меня это значит больше, чем записка Элизабет Тейлор с просьбой моей руки. Если вы захотите, чтобы некоторые отрывки не читали в суде, их не будут читать. Но у меня должно быть целое письмо с конвертом. Если бы это был единственный способ, я оглушил бы вас и отобрал письмо.
— Вы не должны были отбирать письмо таким образом,— бросила обиженная и негодующая миссис Поттер.
— Прошу простить меня, очевидно, я слишком импульсивный человек. Я возвращаю вам письмо, и вы вручите мне его добровольно, потому что в случае отказа я прибегну к силе.
Глаза миссис Поттер заблестели. Было видно, что она не поняла меня, так как слегка покраснела. Она протянула руку, я сложил листок, всунул в конверт и отдал его законной владелице. Она посмотрела на конверт, потом на меня и снова протянула руку, а я, взял письмо.
— Делаю это,— произнесла она с достоинством,— так как думаю, что мой брат одобрил бы такой поступок. Бедный Леон! Вы подозреваете, он погиб потому, что написал роман?
— Подозревал. Теперь я знаю. От вас зависит, поймаем ли мы преступника, который его убил.— Я потянулся за блокнотом, вырвал листок и подал его миссис Поттер.— У меня только одна просьба, чтобы вы переписали это собственноручно и на собственной бумаге. Может быть, потом понадобится еще одно... Но это позднее...
Женщина начала читать, а я сел.
Она выглядела прекрасно. Даже противный дождь...
Нет! Избежим преувеличений.
XV
В три двадцать три я позвонил Вульфу из Гленвиля по телефону с почты. Я всегда был очень рад, когда после отчета слышал: «Ты хорошо справился». На этот раз Вульф пошел дальше. Когда я рассказал о письме Дайкеса, лежащем в моем кармане, а также о письме, написанном миссис Поттер, которое я только что отправил, бросив в ящик почтового отделения в Гленвиле, Вульф с чувством сказал:
— Ты справился очень хорошо.
После короткого обмена несколькими фразами о наших будущих планах я снова вышел на дождь и назвал водителю поджидавшего меня такси адрес в центре Лос-Анджелеса. Всю дорогу лило. На одном из перекрестков мы едва не столкнулись с грузовиком. Таксист объяснил, что не привык водить машину в дождь. Я ответил, что надо привыкать, а он сделал обиженное лицо.
Бюро Юго-Западного агентства занимало половину десятого этажа в обшарпанном строении, где лифты скрипели и скрежетали немилосердно. Я был там однажды много лет назад. Поэтому утром позвонил из отеля, предупредив, что, вероятно, забегу, и меня, наверное, ждали.
Я вошел в угловую комнату. На мое приветствие встал Фердинанд Дольман — тип с двойным подбородком и четырнадцатью темно-русыми длинными волосиками, искусно уложенными на лысине.
— Я рад снова видеть вас! — сердечно заговорил он.— Мне очень приятно. Что слышно у толстяка?
Очень мало людей состоят с моим шефом в таких. отношениях, которые позволяют называть его «толстяком». Дольман не принадлежал к их числу, но у меня не было времени научить его хорошим манерам, поэтому пропустил бестактность мимо ушей. Чтобы создать непринужденную обстановку, я бросил несколько банальных фраз, а затем коротко объяснил, что мне нужно.
— У меня есть человек как раз для вас,— заявил Дольман.— Он здесь, только что закончил чертовски трудное дело. Честное слово, вам здорово повезло.— Он потянулся за трубкой и приказал: — Пусть придет Гибсон.
Через несколько минут двери открылись, и в комнату вошел Гибсон. Мне было достаточно одного взгляда. У этого типа было искалечено ухо, а глаза, казалось, с трудом проникали сквозь мглу, слишком густую для них. Дольман открыл рот, но я опередил его.
— Нет! — бросил я с силою. — Не подойдет. Не надо.
Гибсон усмехнулся, и когда Дольман сказал, что он может идти, вышел, не проронив ни слова. Дверь закрылась, а я живо продолжил:
— И вы осмелились рекомендовать мне такую обезьяну! Если он выполняет сложную работу, то нет необходимости даже смотреть на тех, кто выполняет легкую. Мне нужен образованный человек или, лучше, тот, кто выглядит образованным и кто может правильно говорить, не молодой и не старый, энергичный и быстрый.