Ленька Охнарь (ред. 1969 года)

— Да ведь мы... — начал было Леонид, но Шатков опять, как и в приемной, дернул его за пиджак. Осокин покраснел и замолчал.

— Инциденты, подобные вашему, мы не разбираем, — неторопливо продолжала Крупская и сложила перед собой на письменном столе руки, — Раз на рабфаке конкурс, то приемочная комиссия, директор вправе производить отбор. Кто лучше выдержал, тот и поступает. Думаю, что тут и нарком вам не поможет. Едва ли он согласится вмешиваться в распоряжения...

— Выходит, пускай Краб самовольничает как хочет, — опять не утерпел Леонид. — Нам передавали: на ЛИТО по блату «папиных деток» берут, а, наверно, способных ребят...

— За словом в карман вы не лезете, молодой человек, — строго, однако не повышая голоса, перебила Крупская. — Наверно, и с директором так себя держали? Вот вы говорите, что Краб принимает «по блату». Обвинение серьезное. А доказательства у вас есть? Вы можете назвать фамилии этих «папенькиных деток»?

Зазвонил один из настольных телефонов. Надежда Константиновна сняла трубку, стала кому-то отвечать.

На стене, как раз над ее головой, висел большой портрет Ленина. Леонид засмотрелся на него, перевел взгляд на Крупскую. Эта небольшая старая женщина с мешками под глазами, с манерами, исполненными скромности и достоинства, много лет была верной подругой в трудной жизни вождя, скиталась с ним в эмиграции, разделяла суровые лишения сибирской ссылки.

— Вот так-то, — сказала Надежда Константиновна, возвращаясь к разговору с ребятами. — Вам, воспитанникам исправительных учреждений, не след предъявлять к нам особых претензий. Где, в какой стране вчерашним правонарушителям открывают путь в высшие учебные заведения да еще берут на содержание казны? Ведь что получается? Вам не мирволят, не делают скидку на «сиротство» — вы в амбицию! Вы уже взрослые, гордитесь тем, что пользуетесь полными правами гражданства. Поэтому экзамены, конкурс держите со всеми наравне. Льготы у нас даются только участникам гражданской войны, ударникам производства... У вас всё еще впереди: подождите год — возможно, в будущий прием сумеете пройти и по конкурсу.

Вновь зазвонил телефон. Крупская сняла трубку.

Леонид уже давно жалел, что затеял эту «тяжбу». Ему вдруг стало очень совестно: правда глаза колет. «Вон как нашего брата в отделку берут, — мелькнуло у него. — Беспризорник! Урка! Подумаешь, действительно, цаца». Сколько они с Ванькой времени отняли у Надежды Константиновны (да еще, кажется, зря!). И как она терпеливо все им объяснила. Прибаливает, говорят... Спасибо, что увидели.

Он уже хотел скорей уйти. Перемигнулся с Шатковым. Друзья встали.

— Что же вы теперь думаете делать? — спросила Крупская, кладя трубку. — Где жить собираетесь?

— Не знаем пока, — ответил Шатков. — Может, на какие курсы попадем. Нет, тогда на завод. Мой приятель слесарь, я токарь по металлу. Назад возвращаться не собираемся. Тут музеи, Третьяковская галерея, лучшие советские художники. Есть у кого поучиться.

Очень уж вы, молодые люди, самостоятельные и... бедовые, — покачала Крупская головой. — Это в старые времена дворянские сынки ехали в столицу служить в гвардию, делать карьеру, прожигать папенькины имения. Сейчас у нас трудно найти областной центр, в котором не было бы вузов, художников. Есть где и у кого получить знания, мастерство. Другое дело: экзамены везде закончились, и у вас пропадает учебный год. Это плохо. — Надежда Константиновна постучала пальцами по столу, о чем-то думая, — Это плохо. — Она подняла седую голову с жидким пучком волос, собранных на затылке, посмотрела очень серьезно. — И вот тут я вам постараюсь помочь.

Крупская нажала кнопку. Вошла секретарша.

— He помните, Вера, институт иностранных языков у нас еще не укомплектован?

— Набор, по-моему, не прекращен. Узнать?

— Я сама поговорю, соедините с директором.

Секретарша вышла. Крупская прочитала растерянность, удивление на лицах парней, проговорила с улыбкой:

— Сейчас организуется институт и рабфак новых иностранных языков. На Покровке будет помещаться. Открывают его с запозданием, и там должны быть места, директор мне на той неделе жаловался, что у них недобор. Могу туда послать, вот год у вас и не пропадет. Да и начнете язык изучать, а это всегда пригодится, кем бы вы ни стали потом. Так согласны?

Парни стояли ошарашенные неожиданной перспективой. — Оба вдруг улыбнулись.

— Как, Вань?

— Да что ж. А ты?

— Преподавать язык?

— Почему? Будущей осенью опять станем держать на рабфак искусств. Зато учебный год не пропадет. Ну?

— Что ж... видать, судьба.

Секретарша соединила Крупскую с директором нового института. Надежда Константиновна сперва поговорила с ним о делах, затем сказала, что направляет к нему на учебу двух воспитанников трудовой колонии.

— Испытания? Выдержали. Документы на руках.

На прощанье Крупская подала парням руку: