Леонид Быков. Аты-баты…

Лариса Шепитько рассказывала, как незадолго до гибели Леонида Быкова они встретились в Москве на съезде кинематографистов. Он сидел… молчал… крутил сигарету, но критическая масса назревала… Не в силах больше терпеть угодничество, откровенную фальшь и ложь, вышел выступать, хотя его не звали. Потом объяснял свой поступок жене: «Томочка, я не смог, я сорвался». «Сорвался» – значит, вышел на сцену и очень просто, без внешних эффектов, сказал все, что думает о состоянии кинематографа и о тех, кто стоит «у руля». В перерыве к нему подошла Лариса Шепитько, обняла и сказала: «Ленечка, и что же ты натворил? Запугать тебя нельзя, купить нельзя. И что же теперь с тобой делать? Только убирать». Это было где-то за месяц до его гибели, а через два с половиной месяца погибла и сама Шепитько.

И это было не единственное подобное выступление Быкова «на высшем уровне». Широко известен случай, когда в 1977 году на праздновании 60-летия Комитета государственной безопасности СССР, при просмотре заслуженными работниками КГБ Советского Союза отрывков из фильма «В бой идут одни «старики» Леонид Быков в своем поздравлении, не сдержавшись, напомнил сидящим в зале, что такое совесть, честь, доброта и любовь. В ответ в зале раздался угрожающий скрежет зубов… Сотрудники КГБ были крайне возмущены. Быков со своей правдой уже давно многим высокопоставленным чинам стал той самой костью в горле. Стоит ли сомневаться, что после данного выступления врагов у него прибавилось. Однако вести себя иначе Быков не мог. Говорить правду, во что бы то ни стало, его научили родители. Вот и они с женой, еще учась в институте, дали друг другу клятву, что никогда не будут иждивенцами, не будут ни у кого ничего просить, никогда не поступятся своими принципами. И были верны этой юношеской клятве всю жизнь, что бы ни случилось. Быков, следуя принципам юности, никогда не изворачивался, не бил исподтишка, не лгал. И правду говорил только в лицо.

Евгения Симонова полностью солидарна с такой характеристикой Леонида Быкова. «Слишком независимый, слишком честный, – вспоминала она. – Ведь это большой героизм – прожить так, чтобы ни разу не поступиться совестью – это надо быть фантастически мужественным человеком. Независимым, свободным». Как говорил его герой Зайчик: «Надо уважать людей, независимо от должности. Просто больших должностей на всех не хватает». Оставить эту сцену в фильме было непросто, но он смог ее отстоять. Сейчас эта реплика кажется безобидной. А для 64-го года это был серьезный удар по определенной категории чиновников. В своем фильме «Зайчик» Леонид Быков впервые решается на такой шаг. Он все делал остро, не шел на компромиссы. И вообще был человеком, пропускающим все через свое сердце, любые удары. Он не был равнодушным, он был горячим. И никогда ни с чем не соглашался в угоду каким-то расчетам. Никогда».

Да, нелегко ему было снимать свои фильмы, но об этом отдельный разговор. Сопротивление же больших чинов во время съемок «Аты-баты…» было особенно сильным. Регулярно задерживалась проявка пленки, прекращалось финансирование, пропадали консультанты по съемкам боев, что, естественно, сильно тормозило всю работу в целом. Его война на экране продолжалась и в жизни, и была столь же безжалостной. В нем, по-прежнему, бушевали бури, и не всегда такой темперамент удавалось «закрыть» в себе. Однако он старался, как мог. И воевал, как жил – без грома и криков.

Что и говорить, трудно было сдерживаться, не сваливать внутреннее состояние полной безысходности на плечи близких. В какой-то момент Леонид Быков стал совершенно другим… Из легкого, открытого и внутренне свободного человека он превратился в замкнутого, закрытого, но все равно не сломленного невзгодами человека. Это так никому и не удалось. В подобной ситуации Быкову лишь оставалось прикрываться сквозь толщу глубокой грусти своим неповторимым, с грустинкой, юмором, который он к тому времени в совершенстве постиг. В один из таких моментов, в период нахлынувшей безысходности Быков пишет другу: «Боже! Как я хохотал, представив, что в день съезда кинематографистов УССР я бы загнулся, и собирали бы на венок…»

Даже из этой короткой строчки видно, что к тому времени вся жизнь Леонида Быкова в Киеве стала вызовом системе, запросто перемалывающей человеческие жизни. Владимир Заманский: «Примерно за год до его кончины – встреча в коридоре Киностудии имени А. П. Довженко. На первом этаже, возле гримерной, на скамейке, длинный разговор. Он говорил – я слушал. Мы не были закадычными друзьями, но по симпатии, по взаимному доверию, по душе были близки. Поэтому и мог он со мной так долго говорить о себе. Леонид Быков был человеком, не разделявшим понятие совести отдельно на художническую и на жизненную…» Трудно понять, как за несколько лет безработицы Быкову удалось не только не растерять профессиональные и человеческие качества, но и не озлобиться. Да еще сохранить юмор и веру в людей. Это был поистине человеческий подвиг.