Леонид Филатов: голгофа русского интеллигента

Взять, к примеру, то же кино. Я уже упоминал, что за многие десятилетия существования Советского Союза в западном массовом кинопрокате крутили считаные единицы советских фильмов (а в США вообще почти ни одного, кроме «Войны и мира», фильма «Москва слезам не верит» и еще нескольких картин). Неужели это происходило потому, что наше кино было таким никчемным? Или господа-капиталисты просто не желали пропагандировать у себя наши успехи, в частности в области кинематографии? Я думаю, что второе. То же самое происходило и с советской литературой: книг советских авторов на Западе почти не печатали, за исключением Александра Солженицына, Владимира Войновича и им подобных, поскольку их книги были не советскими, а антисоветскими. Зато в СССР и фильмы западные крутили (по два-три десятка в год из разных стран), и книги современных зарубежных писателей издавали, даже журнал такой был – «Иностранная литература» (начал выходить с 1955 года

). Да, у нас не печатали «Лолиту» Владимира Набокова (талантливый рассказ о том, как педофил совратил несовершеннолетнюю девочку), но теперь-то подобной литературы на наших прилавках хоть отбавляй (а «Лолита» даже включена в школьную программу), но стало ли наше общество от этого нравственнее? Свободнее стало, если под свободой понимать потворство тем же педофилам (в нынешней России наказание подобного рода преступникам самое минимальное в мире, из-за чего те едут к нам колоннами). Вот и думай после этого, может быть, правы были советские коммунисты, что воздвигли тот «железный занавес», отгородившись от Запада с его весьма специфическими понятиями о грехе и добродетели.

Большинство людей, о которых вспоминает в своем интервью Губенко, сами были виноваты в своем отъезде, войдя в неразрешимое противоречие с действующей властью. Ведь не вошел же в такое противоречие тот же Владимир Высоцкий, хотя мог бы. И поводов, как и возможностей, остаться на Западе у него было не меньше, но он выбрал родину. Пусть «родину-уродину», но ее, а не цивилизованный и благополучный Запад (кстати, его благополучие воздвигнуто на костях миллионов невинно убиенных, о чем почему-то господа либералы вспоминать не любят). Горбачев и K°, придя к власти, решили всю эту «невозвращенскую» братию взять себе в помощники, что, повторюсь, объяснялось меркантильными соображениями: при будущей сдаче собственной страны Западу именно эти люди должны были налаживать мосты с тамошней интеллигенцией, так сказать, облагораживать этот процесс предательства. Благодаря их стараниям советская партийная элита должна была предстать перед западной в ореоле «истинных борцов за общечеловеческие ценности».

В своем интервью корреспондент «Огонька» (это была Мария Дементьева) не могла обойти стороной и трагедии Анатолия Эфроса. И она спросила у Губенко: «В прессе много обсуждалась драма – назовем ее „Таганка – Эфрос“. Что вы думаете по этому поводу? Как вы оцениваете решение Эфроса тогда возглавить Театр на Таганке?»

В ответ Губенко ничего не говорит об Эфросе, зато в течение пяти минут вспоминает о Любимове: рассказывает, как тот «в конфликте с командным стилем руководства культурой в одиночку отстаивал интересы всей режиссуры». Ну, просто Спартак какой-то! На самом деле за спиной Любимова все годы его нахождения у руля «Таганки» стояли весьма влиятельные силы из Политбюро и ЦК КПСС, которые как зеницу ока оберегали его, а иной раз чуть ли не пылинки с него сдували. Как же, снимешь его, а что на Западе скажут?

Между тем молчание Губенко по поводу Эфроса объяснялось просто: в этом конфликте «Таганка» выглядела самым неприглядным образом. Затравила она выдающегося режиссера, чего уж там говорить. Вольно или невольно, но затравила. Но честно признаться в этом у Губенко духа не хватило. Ведь этот пассаж начисто перечеркивал все те словеса, которые он до этого произнес, сооружая чистый и непорочный миф о «Таганке». Да и объяснять бы пришлось, чем травля Михаила Зощенко или Бориса Пастернака в сталинско-хрущевские годы отличается от травли Анатолия Эфроса, произошедшей уже в нынешние годы.