Леонид Гайдай

Сам Гайдай позже рассказывал: «В фельетоне Степана Олейника три героя. Он пишет: «двух Никол Гаврила вел» Следовательно, один уже есть — это Гаврила, предводитель, опытный, матерый — бывалый, одним словом. Дальше — Николы. Мне не хотелось, чтобы они были похожи: они должны быть разными. Это создавало большие возможности. Очевидно, один боится — без этого нет преступления. Значит, это трус. Ну а другой, так сказать, за компанию, подручный, черная косточка, в общем, балбес. Конечно, сейчас мне легко об этом говорить — тогда всё это было значительно труднее. Но схема поиска типов была примерно такой…»^{59}

«Пес Барбос» — это был сюжет в десятку, — вспоминал Юрий Никулин. — Хотя, честно говоря, я знал эту историю еще до того, как прочел сценарий, написанный по фельетону Степана Олейника. У меня была такая книжечка английского сатирика Джекобса, она называлась «Заряженный пес» В ней был рассказ о моряках, которые собирались глушить рыбу, а собака с динамитом за ними погналась. Говорю это не к тому, что сюжет позаимствован, вряд ли. Что поделаешь: в Англии тоже не ангелы живут и тоже, оказывается, рыбу глушат. Просто Олейник и этот Джекобс оба нащупали беспроигрышный комедийный ход, классический»^{60}.

И еще раз слово Гайдаю: «В то время, когда появился «Пес Барбос», шли комедии, построенные только на тексте. Французские — «Папа, мама, служанка и я», о наших я уже не говорю. А мне захотелось сделать пять минут чистого кино, без слов. Прочитал в «Правде» стихотворный фельетон Степана Олейника. Там были какие-то браконьеры, которых в сценарии надо было наделить характерами. И появились Трус, Балбес и Бывалый. Маски, по существу»^{61}

.

Это желание сделать «чистое кино» можно смело перевести на кинематографический язык как намерение воскресить жанр слэпстик — «американскую комическую». (««Комическая» — имя существительное, как «столовая» или «гостиная», — пояснил в одном интервью Леонид Гайдай.) Слэпстиками назывались короткометражки, впервые появившиеся в 1910-х годах в Голливуде. То были фарсовые фильмы, действие которых строилось на погонях и цирковых трюках, а сюжеты вращались в основном вокруг конфликтов человека с окружающей его предметной обстановкой. Родоначальником таких картин был знаменитый кинопродюсер Мак Сеннетт, на чьей студии «Кейстоун» («Keystone») начинал свою карьеру в кино сам Чарлз Спенсер Чаплин — пожизненный кумир Гайдая. Кроме того, слэпстику посвятили свои лучшие годы такие великие комики, как Бастер Китон и Гарольд Ллойд, с творчеством которых Гайдай не мог не познакомиться во ВГИКе.

Неизвестно, знал ли Гайдай еще и о существовании американских киношных «Троих простаков» («The Three Stooges»), но определенные пересечения с ними Труса, Бывалого и Балбеса имеются. Наибольшей популярностью «простаки», правда, пользовались в тридцатые годы, то есть уже в эпоху звукового кино. К тому же их юмор значительно уступает и чаплинскому, и гайдаевскому.

Не будем забывать о еще одном кинематографическом направлении, явно повлиявшем на стиль Гайдая, — мультипликации, прежде всего американской. Сногсшибательный темп, обилие погонь, нескончаемая череда гэгов (вставных комических номеров) — всё это весьма роднит творчество Леонида Иовича с короткометражными мультфильмами Уолта Диснея, а также студий «Уорнер бразерс» («Warner Brothers») «Веселые мелодии» и «Метро-Голдвин-Майер» («Metro-Goldwyn-Mayer») «Том и Джерри». Расцвет этой стопроцентно эксцентрической анимации пришелся на тридцатые — сороковые годы, а к началу шестидесятых фактически сошел на нет. Гайдай, можно сказать, принял у заокеанских мультипликаторов эстафету эксцентрики.

Кстати, гэг, построенный на том, что собака кидается за брошенным динамитом и приносит его хозяину, присутствовал в одной из ранних серий «Веселых мелодий». А что такое рычащий пес Барбос, заключенный в круг (первый кадр «Необычного кросса»), как не пародия на знаменитую заставку компании «Метро-Голдвин-Майер» с ревущим из такого же круга львом (этой заставкой предваряется каждая из серий «Тома и Джерри»).

Ну а с Уолтом Диснеем Гайдая роднил еще и свойственный, наверное, всем великим режиссерам перфекционизм. И тот и другой осуществляли в буквальном смысле тотальный контроль над каждой из своих картин. Рассказывают, что Дисней присутствовал на всех тестовых просмотрах новых мультфильмов, произведенных его студией. С началом каждой следующей короткометражки он включал хронометр и внимательно следил за реакцией зала. Если в течение тридцати секунд никто не смеялся, Дисней отмечал в своем блокноте: такой-то кусок мультфильма надо переделать, вставить туда еще один гэг. И вставлял. Так король анимации добивался того, чтобы смех на сеансах с его фильмами не умолкал дольше чем на полминуты.