Леопард

— Гной — это дурная вода, — ласково произнес он. — Это вода, которая убивает.

— Это пустячная рана, — помолчав, ответил Небу. — Просто жук. — Его пальцы с усиленной энергией чесали больное место.

Мальчишка довольно хихикнул себе под нос — он что-то значил. Не стоило только мечтать о том, что черный позволит вскрыть себе рану. С чего это он взял, что черный доверяет ему? Если бы он был постарше, он пустил бы в ход нож. Должно быть, это великолепное чувство — медленно и уверенно погружать нож в тело и все время следить за лицом жертвы. Он однажды сделал это с сеттером, который принадлежал рыжему быку, его отцу. Отец чуть не убил его за это. Морда сеттера была как деревянная, на ней ничего не обозначилось. Сеттер только оскалился и провыл что-то собачье. Физиономия черного не будет такой непроницаемой. Проклятая черная кожа съежится, как тряпка в кулаке.

— Ты ходишь в школу для белых? — внезапно спросил Небу.

Мальчишка показал зубы. Уж не захочет ли он снова цитировать Священное писание?

— Да, я хожу в школу для белых, — подтвердил он.

— И в их церковь?

— И в их церковь.

— И ешь за одним столом с ними?

Мальчишку распирало злорадство:

— И ем за одним столом с ними, генерал Небу. А ты?

— И играешь с детьми белых? — возбужденно спросил негр. — С белыми детьми?

Высокая музыка звучала в мальчишке, пронзая мозг, как игла. Он напряженно прислушивался к ней и маршировал ей в такт на своих здоровых, сильных ногах. Он шел за ее остроконечными флажками в грохочущем, полном эха пространстве между звезд. На высотах он чувствовал себя как дома. Он знал световые дороги, как таблицу умножения. Одиннадцать плюс тридцать один — сорок два, сорок два на тринадцать — пятьсот сорок шесть, пятьсот сорок шесть разделить на семнадцать — тридцать два и примерно сто восемнадцать тысячных. Он был во втором классе, но решал задачки, которые задают ребятам в четвертом. О чем задумался этот безмозглый ниггер? Он обхватил впалую грудь руками.

— Я сам не хочу играть с ними! Ты слышишь это, черный дурак? — прокричал он Небу.

Небу подбросил веток в костер, и в пещере стало немного теплее. Мальчишка говорил на кикуйю, но был одним из бван. Небу помогала гордость. Когда ты что-нибудь украл у человека, ты обязан возвратить столько же, сколько взял, или больше. Нечестно возвращать что-либо менее ценное. Больной маленький полубвана приобрел в глазах Небу бо́льшую ценность благодаря тому, что говорил на языке кикуйю. Он еще многое переймет у Небу, прежде чем вернется к белым. Быть может, во время их путешествия в мальчишке проявится еще что-нибудь столь же ценное. Небу взволнованно рассказывал Великому о луче солнца, упавшем на него. Он снова взял в руки винтовку. Но Великий разжал его пальцы, и винтовка выскользнула из рук. Он засыпал. Он сознавал это.

Не надо торопить события. Он сразу поймет, когда Великий будет доволен.

Он пододвинул винтовку к себе, завернулся в одеяло и улегся ногами к огню. Жук в боку продолжал царапаться. Эта боль также была возмездием. Таков закон.

XIV

За ночь огонь поглотил весь валежник, в костер заглох, а мальчишка, даже не пытаясь заснуть, лежал и слушал дождь. Тени в пещере взяли верх над светом и, наступая, превратили его в узенькую полоску над угольями. Снаружи дикие голодные воды разрывали и проглатывали куски земли такой величины, какой может поглотить только землетрясение. Огромные валуны грохотали, как осадная артиллерия.

Это так же недопустимо, как ложь в исповедальне. Да, да, именно так. Это так же скверно, как ложь в исповедальне. До сих пор не предпринять ничего для того, чтобы с черным дураком что-нибудь случилось. Можно еще как-то объяснить его неудачу, когда дело касалось его собственного отца. Отец не шутил, связывая ему руки на ночь. Он же в свою очередь устраивал целое представление: перед сном кротко становился на колени, сплетая пальцы над перетянутыми запястьями и придавая лицу самое ангельское выражение — точь-в-точь как у ангелов на стенах церкви в Найроби.

И, заложив массивный краеугольный камень в виде «Отче наш», он умиленно рассыпал вокруг него «Богородица, дева, радуйся», «…Блаженна ты средь жен, и благословен плод чрева твоего…». Как ерзал тогда рыжий бык! «Молись за нас, грешных…» При этом он смотрел на отца в упор. Но ему никогда не удавалось одурачить рыжего быка до конца. Руки оставались связанными. Теперь же он был свободен.

Он поднял голову и окинул черного взглядом. Сон обернул Небу одеялом, он лежал в нем, упакованный, как сосиска.

Небу спал, как его земля, как не разграбленные еще леса и реки. Его глаза были плотно сомкнуты, и только легко вздымавшееся одеяло показывало, что в нем скрывается жизнь. Он спал в едином ритме со страной, и, если бы дождь прекратился или ветер внезапно затих, он тотчас проснулся бы. Что он, впрочем, и сделал, лишь только земля склонилась в сторону солнца.