Лермонтов в жизни. Систематизированный свод подлинных свидетельств современников.

«Mademoiselle, я человек, знающий вас, но вам неизвестный... и т. д.; я вас предваряю, берегитесь этого молодого человека; М. Л-ов вас погубит и т. д. Вот доказательство... (разный вздор)» и т. д. Письмо на четырех страницах...

Лермонтов — А. М. Верещагиной.

Весна 1835 г.

В это время тетка получает анонимное письмо, образец искусства, будто бы от неизвестного, где Лермонтов описан самыми черными красками, где говорится, что он обольстил одну несчастную, что Катю ожидает та же участь, «потому что он обладает дьявольским искусством очарования, потому что он демон, и его стихия — зло! Зло без всякой личной заинтересованности, зло ради самого зла!..»

Е. А. Ган. С. 750

Я искусно направил письмо так, что оно попало в руки тетки. В доме гром и молния...

Лермонтов — А. М. Верещагиной.

Весна 1835 г.

К новому 1835 году правительство вознамерилось учредить городскую почту. У нас старшими гостями и хозяевами подчас выражались порицания этой мере: — чего доброго! — с такими нововведениями, к молодым девушкам и женщинам полетят любовные признания, — посыпятся безыменные пасквили на целыя семейства!.. То ли дело заведенный порядок! Войдет в переднюю огромный ливрейный лакей с маленькой записочкой в руках, возгласит четырем-пяти своим собратьям: «от Ольги Николаевны. Ответа не нужно», — или: «от Глафиры Сергеевны, просят ответа», — и один из заслуженных домочадцев несет писульку к барыне, докладывают ей от кого, часто — и об чем, как будто сам умеет читать, даже по-французски. — Не лучше ли так? Не нравственнее ли? — Вся жизнь барыни и барышень на ладони всякого лакея; каждый из них может присягнуть, что ни за одной из них ни малейше-шероховатой переписки не водится, а почтальон что? — какое ему дело? — отдал, получил плату и был таков!

Е. А. Ладыженская.С. 343

Один раз, вечером, у нас были гости, играли в карты. Я с Лизой (Е. Ладыженской. — Е. Г.) и дядей Николаем Сергеевичем сидела в кабинете; она читала, я вышивала... Лакей подал мне письмо, полученное по городской почте, я начала его читать и, вероятно, очень изменилась в лице...

Е. А. Сушкова-Хвостова.С. 341

В первых числах января г. Л[опухи]н уезжал обратно в Москву. В самый день его отъезда, как раз на почине рокового учреждения (городской почты. — Е. Г

.), не ранее 10-ти часов вечера, — зазвенел колокольчик. В то время он не мог так поздно возвещать посетителей, а разве курьера к одному из дядей, да разве — разве Лермонтова — что-то запавшего в последние дни: — после проводов родственника, он едет мимо, и завидел наши освещенные окна... Тоже припоминается теперь, что сестра сильно встрепенулась при звуке колокольчика, проговорила: Лермонтов! и послала меня посмотреть, кто войдет. Дойдя до порога второй гостиной, я увидела, что лакей что-то подал дяде Николаю Сергеевичу, сидевшему возле партнеров... Вскоре партнеры разъехались, мы ждали прихода тетеньки и дядей к нам, как это делалось обыкновенно, но к удивлению нашему слышим, что Ник. Серг. заперся в своем кабинете с женой и с дядей Н. В. Сушковым. Этого не случалось никогда-никогда, притом так поздно, пора ужинать.

— Зовут и нас! — Уж не предложение ли? Мне? Тебе? — Вот правду говорят сказывают: Бог сиротам опекун!..

Мы вошли. На деловом столе дяди лежал мелко исписанный, большой почтовый лист бумаги.

Екатерине Александровне подали письмо и конверт, адресованный на ее имя.

— Покорно благодарю! — вымолвила тетенька далеко не умильно и неласково. — Вот что навлекает на нас ваша ветренность, ваше кокетство!.. Я ли не старалась?.. Вот плоды!.. — Стой и ты тут, слушай! И ты туда же пойдешь, — обратилась она ко мне. — Извольте читать и сказать обе, кем и про кого это написано?

Нам стоило бросить взгляд, чтобы узнать руку Лермонтова. Обе мы и в разное время сколько перевидали в Москве лоскутков бумажек с его стихотворными опытами... В один миг Екатерина Александровна придавила мне ногу: «молчи!» — дескать. Я ничего не сказала.

Длинное французское безыменное письмо, руки Лермонтова, но о т   л и ц а   б л а г о р о д н о й   д е в у ш к и, обольщенной, обесчещенной и после того жестоко покинутой безжалостным совратителем счастья дев, было исполнено нежнейших предупреждений и самоотверженного желания предотвратить другую несчастливицу от обаяния бездны, в которую была низвергнута горемычная она. «Я подкараулила, я видела вас, — писала сердобольная падшая барышня в ментике и доламане, — вы прелестны, вы пышете чувством, доверчивостью... и горькие сожаления наполнили мне душу. Увы! и я некогда была чиста и невинна, подобно вам: — и я любила и мечтала, что любима, но этот коварный, этот змей...»