Лес мертвецов

— Ну, есть у меня студенточки на черный день, — сказал старик. — Не считая моей официальной подруги. Адвокат лет сорока, до сих пор не теряет надежды женить меня на себе. В моем-то возрасте! Да парочка бывших. Воображают, что еще не сошли с дистанции.

— Ты, наверное, совсем измучился.

— Я же не говорю, что всем им оказываю честь. Но мне нравится эта аура любви вокруг меня. Словно «Танец» Матисса. Они водят хоровод, а я рисую их на синем фоне.

Жанна через силу улыбнулась. В душе она не одобряла поведение своего наставника. Неверность. Ложь. Манипулирование. Она еще не так стара, чтобы отказаться от мечты о честных отношениях.

— А сам-то ты как? Как тебе живется со всеми этими изменами и лицемерием? — Она улыбнулась, чтобы смягчить резкость своих слов. — Где тут уважение?

— Все дело в смерти. — Обюсон вдруг стал серьезным. — Смерть наделяет любыми правами. Считается, что с ее приближением люди раскаиваются. Очищаются. В действительности все наоборот. Чем больше стареешь, тем яснее видишь, что никакие верования, никакие вопросы не находят разрешения. Можно быть уверенным лишь в одном: скоро ты сдохнешь. А второго шанса уже не будет. И тогда ты изменяешь жене, предаешь свои клятвы. Прощаешь себе все или почти все. Другие, те, кто проходит через твой кабинет, воруют, убивают, насилуют с той же мыслью. Добиться того, чего они желают, пока не поздно. Как в том фильме: «Небеса подождут».

Жанна допила бокал и икнула. Шампанское обожгло ей горло. Вдруг ей стало грустно. Официант предложил им выбрать десерт. Жанна отказалась. Обюсон заказал еще два бокала шампанского.

— А знаешь, — продолжал он уже веселее, — как раз сейчас я кое-что обдумываю. Исправление, которое сделал Рембо в одном стихотворении.

«Ее обрели. Что?ВечностьЭто море, слитое с солнцем».

Жанна не помнила стихи, но в памяти всплыл финальный кадр фильма Годара «Безумный Пьеро». Линия горизонта. Солнце тонет в море. И за кадром — негромкие голоса Анны Карина и Жан-Поля Бельмондо произносят слова Рембо…

— Ты хотел сказать: «Это море, идущее с солнцем»?

— А вот и нет. Рембо опубликовал это четверостишие дважды. В первый раз — в стихотворении «Вечность». И позже, во второй раз, в книге «Одно лето в аду». Сперва он написал: «Это море, идущее с солнцем». А затем: «Море, слитое с солнцем». При этом была утрачена идея движения. Очень жаль. Самое прекрасное в этом стихотворении — мысль о том, что вечность — это результат встречи. Бесконечность, движущаяся к другой бесконечности. В моем возрасте прельщают именно идеи. Как будто смерть — не обрыв, а скорее изгиб, дуга. Плавный спуск…

— Как по-твоему, зачем он это сделал?

— Может быть, он чувствовал, что умрет молодым и ему не суждено познать это движение. Рембо был торопливым вестником.

Жанна подняла бокал:

— За фактор Рембо!

Она уже чувствовала опьянение. И вздрогнула, вспомнив слова старого испанца: «Думаю, сегодня ночью он кого-то убьет. В Париже, в Десятом округе. Он все время рыщет по кварталу Бельвиль».

Она порылась в сумке и взглянула на мобильный.

Сообщения нет.

А значит, нет и трупа.

Жанна поняла, что ждет еще и звонка от Феро. Такова уж ее участь. Она — абонент не компании мобильной связи «Оранж», а желания быть любимой.

Пожизненный абонент.

19

Выйдя из ресторана на проспекте Монтеня, Жанна не стала забирать машину с парковки. Слишком много выпила. Чтобы протрезветь, решила прогуляться. Отсюда до садов на Елисейских Полях рукой подать. Стоит совершить небольшое паломничество…

Жанна нашла места, по которым они бродили вчера вечером. Всего-то несколько часов прошло с тех пор, а этот миг уже казался ей таким далеким. Или неуловимым. Словно она пыталась вспомнить ускользающий сон.

Она прошлась еще, истекая потом под горячим солнцем, на ходу освобождаясь от винных паров. Дойдя до площади Согласия, пересекла Елисейские Поля и повернула обратно, к парковке на проспекте Матиньон. У входа Жанна поколебалась и пошла дальше, к скверу у Елисейских Полей. Зайдя за ограду, присела на солнышке. Сквер был пуст. Повсюду валялся мусор. Но слева от нее, как всегда по субботам, шла бойкая торговля марками. А темно-зеленый театр «Гиньоль», казалось, скрывал какую-то тайну, нечто притягательное, одновременно страшное и чудесное, перед чем детишки не в силах устоять.

И она снова погрузилась в мечты. Уже без удержу. Мысленно она даже рискнула, как в телеиграх, пойти ва-банк: вспомнила те слова, которых всегда избегала. Самые старые, самые обычные, самые истертые слова на свете: большая любовь, мужчина моей жизни, красивая история…

К собственному удивлению, она уже применяла их к Антуану Феро. К мужчине, с которым разговаривала меньше часа. К психоаналитику, за которым следила, установив прослушку. К специалисту, о котором ничего не знала, хотя у него, похоже, были дела поважнее. Но сама эта скоропалительность подтверждала диагноз. Любовь с первого взгляда…