– Какое решение вы предлагаете? – Цзюнь, опустив подбородок, смотрел на нее, как если бы она была одним из его министров. Сейчас в его манере не было никакой игривости, лишь уважительное внимание, и Сифэн увидела, что на других мужчин это произвело отрезвляющее действие, насмешки прекратились.
– Сделайте цены на шелк доступными для наших швей и портных. Укрепите нашу экономику, дав работу беднякам. Если они в состоянии будут покупать больше материи, они принесут больший доход в казну.
Сидящие вокруг стола государственные мужи начали перешептываться, некоторые неодобрительно, другие – неохотно соглашаясь.
Министр Йе фыркнул:
– Это мягкосердечное дамское понимание политики…
– А затем, – переплетя пальцы, продолжила Сифэн, – заставьте их выплачивать более высокий процент от их возросших доходов в казну, как это делают крестьяне. Таким образом, они будут зарабатывать не больше, чем раньше, несмотря на то, что будут больше работать, а мы извлечем из этого выгоду.
В комнате воцарилась тишина.
Император Цзюнь поглаживал бородку.
– Что же касается иноземных купцов,
Локоть Цзюня лежал на спинке ее кресла, его рука была так близко, что она чувствовала исходящее от нее тепло.
– Вы упомянули, что сами когда-то были бедны, – заметил один из престарелых сановников, разглядывая ее лицо. – Неужели вы готовы приговорить людей своего сословия к более тяжелой работе за то же вознаграждение? Это жесткий план.
Сифэн улыбнулась ему нежной улыбкой.
– Мягкость никогда не помогала наполнять казну, министр. Царскую или какую-либо другую.
Пользуясь тем, что комната наполнилась ропотом и спорами, Цзюнь, нащупав под столом ее руку с бешено колотящимся пульсом, стал успокаивающе поглаживать ее большим пальцем.
С этого дня он всегда брал ее с собой в совет. И это была первая перемена.
Второй переменой стала полная и окончательная потеря расположения Императрицы Лихуа. И по мере того, как дни становились короче и снег припорашивал землю, Сифэн стала замечать знаки других перемен.
К примеру, женщина, делившая с ней спальню, внезапно переехала в другую комнату, забрав с собой все свое имущество и оставив спальню в полное распоряжение Сифэн. В то же время занимающие высокое положение евнухи, прежде никогда не удостаивавшие ее разговором, начали относиться к ней с почтением и даже приглашать ее на свои небольшие вечеринки.
– Благодарю вас, но, к сожалению, не могу принять ваше приглашение, – благосклонно отвечала она им. – Я уже обещала Кану.
Так она показывала им, кто пользуется ее доверием: единственный евнух, даривший ей свою дружбу до того, как она приобрела расположение его величества.
– Ты так красиво умеешь поставить их на место, – поддразнил ее как-то Кан.
– Это умение, которому можно научиться. Теперь и ты должен его приобрести, поскольку ты стал важным человеком.
Император Цзюнь охотно выполнил ее просьбу дать Кану более высокую должность, соответствующую его возросшему влиянию.
Прогуливаясь по заснеженным садам, они повстречали Бохая, снова спешащего по аллее Императрицы в сторону ее покоев.
– На этой неделе Бохай навещает Императрицу каждый день, – заметил Кан. – Все ли с ней в порядке?
В эти дни Императрица Лихуа редко покидала постель, но если она все же выходила, то двигалась медленно, с нежной заботой поддерживая свой живот, чтобы не потревожить дитя.
–
– Надеюсь, что у нее будет девочка. Мне, конечно, все равно, – быстро произнес Кан. – Но все-таки несправедливо так страдать ради всего лишь мальчика.
– В
Дочь не научится ничему стоящему от Императрицы, чересчур мягкой и нежной, не имеющей представления о борьбе за существование. Она будет учить девочку всяким бесполезным вещам, вроде названий цветов и небылиц о звездах, или любви к свету фонариков. Она могла бы обладать огромной властью, родив трех сыновей царской крови, но не пожелала ею воспользоваться.
– У нее завидное положение. Она выполнила свою обязанность – родить наследников престола, а теперь, когда сыновья выросли, она может сосредоточиться на себе и на заботе о счастье Императора. Он никогда не променяет ее на другую женщину.