Лешие не умирают

Джунгли тоже лес. Вычурный и обезумевший от вседозволенности, но лес. Поэтому правила поведения в обычной чаще работали и тут. Не лезь туда, где сомневаешься, не трогай то, чего не знаешь, крути головой на все четыре стороны – смотри, подмечай, запоминай. Правда, в джунглях головой крутить приходится во всех трех проекциях: смотреть, куда наступает твоя или нога бойца группы, чего касаются руки. Если можно отодвинуть ветку – отодвинь. Срубишь или сломаешь – лес обидится и, будь уверен, отомстит. И если в средней полосе дело может обойтись веткой по наглой морде или укусом осы, то джунгли ответят так, что можно просто не успеть попросить прощения.

Джунгли Либерии мне нравились. Они не так густы и непроходимы, как в Амазонии, и не так вычурны буйством форм жизни, как в Индонезии. Узкая, по меркам географии, полоска леса между пустыней с севера и саванной на юге. Каких-то полсотни километров шириной. Но все равно это был полноценный лес. Свободная страна, населенная рабами. Бывшая колония Соединенных Штатов, правительство которых так и не смогло отпустить свою бывшую собственность. Поселила их на свободной земле, назвав ее звучным именем, но, по сути, не поменяв для них ничего – ни жизнь, ни, самое главное, отношения к ней. И так же по-прежнему используя бедный народ, прикрываясь красивыми лозунгами и программами. Люди продолжал жить в трущобах, прозябая в бедности, а страна была напичкана секретными лабораториями и полигонами, спрятанными в дебрях джунглей.

По разведданным такую вот лабораторию нам надо было найти и… нет, упаси боже, ни в коем случае не уничтожить. Аккуратно взять в нежные руки и, как можно тише, выяснить, чем там занимаются яйцеголовые умники из славных юнайтедов. Спецы-аналитики, порывшись в доступных бумагах, выдали неутешительный вердикт – это биологическая лаборатория, занимающаяся генной инженерий и вирусологией. И как дальше ни копали, подобраться ближе не смогли. Степень секретности этой внебрачной дочери американского министерства здравоохранения была наивысшей, что навевало очень грустные мысли: мы имеем дело с биологическим оружием. Поэтому, если кратко, то задание было простым, как утюг: найти, проникнуть с минимальным количеством жертв, изъять образцы, документы, желательно, бережно унести на руках одного из специально обученных умников и раствориться в милых моему сердцу джунглях. На все про все – три дня.

Наш транспорт, замаскированный под сухогруз, стал на якорь в нейтральных водах Сьерра-Леоне, недалеко от западной границы незалежной Либерии, демонстрируя бурные ремонтные работы после небольшого шторма, которые в этих широтах были обычным явлением. Сьеррские пограничники, походив вокруг да около голодными котами, покосились на греческий флаг, под которым мы шли – все-таки государство Евросоюза, – предложили помощь в починке и, получив вежливый отказ, убрались восвояси. Предъявить нам было нечего – их границу мы не нарушали, да и бумаги, если что, были в полном порядке. Осталось только дождаться ночи и, пройдя вдоль границы на катерах, высадиться на побережье Либерии.

Верный признак: чем проще выглядит задание, тем больше вероятность, что все пойдет не так. И для пущей наглядности этого постулата, начальство добавило в группу своего умника – специалиста по биологическому оружию. Маленький тщедушный паренек в нескладно сидевшем на нем лесном камуфляже полностью опровергал выражение, что форма мужчинам к лицу. Но еще более нелепо на нем смотрелись бронежилет и «сфера». Комок долго созерцал эту пародию на воина, то и дело переводя взгляд на оружие, которое мой командир держал в руках, раздумывая, вооружать это чудо или нет. Потом с тоской в глазах посмотрел на меня и, молча, развернувшись, унес автомат и кобуру с «Перначом» обратно в оружейку. По его взгляду стало понятно, что это теперь моя головная боль, и в ближайшие дни нянчится с подарком от начальства придется мне.