Во время переезда у Тибурсио улеглось экзальтированное состояние, он ясно осознавал теперь всю иллюзорность своих ночных грез, но во всяком случае решил выяснить в тот же вечер, на что мог хотя бы надеяться.
В то время, когда благодаря счастливой случайности Тибурсио встретил сеньориту Розарию в чаще лесов в сопровождении отца и слуг, и ему удалось вывести их на дорогу, он не подозревал, что предмет его обожания — дочь известного богача дона Августина де Пена. Двух дней, проведенных в обществе молодой девушки, оказалось достаточно для того чтобы заронить в его сердце искру любви, разгоревшуюся затем в бурное пламя; в то время он еще убаюкивал себя сладкими мечтами о возможности обладания своей красавицей. Узнав же, кто она, он понял тщетность своих надежд и разделявшую их громадную разницу в общественном положении.
Таким образом, когда он сделался обладателем тайны золотых россыпей, то охватившая его радость проистекала не от обладания богатством: он видел в нем только средство к достижению руки доньи Розарии.
Тибурсио был идеалистом в душе, и соблюдение собственных выгод было далеко не в его характере. К несчастью, теперь у него не оставалось более сомнений в том, что не он один знал о местонахождении золотой долины.
Среди терзавших сомнений, его вдруг озарила мысль, что экспедиция дона Эстебана отправляется за его сокровищем, а следовательно, среди участников ее должен находиться тот, кому известна его тайна, — убийца Маркоса Арельяно. Уклончивые ответы Кучильо, его приметы, сходные с теми, которые он узнал от приемной матери, хромающая на левую ногу лошадь, похожая на лошадь убийцы, — все это давало пищу его пока еще смутным подозрениям. Однако то были только подозрения, и следовало еще убедиться в их достоверности.
Помимо этого вопроса, его мучили и другие сомнения. Какой прием окажет ему Розарита, ему, бездомному бродяге, без семьи и крова, участнику какой-то таинственной экспедиции, состоящей из неизвестных авантюристов, руководимых алчностью к золоту?
Измученный неутешительными размышлениями, с грустью подъехал он вместе с другими участниками экспедиции к ограде гасиенды Дель-Венадо. Все ворота были открыты, и дон Августин вышел сам навстречу гостям.
Это был человек средних лет, полный сил, с загорелым лицом, выражавшим прямоту и энергию, свойственную людям, живущим среди опасностей. Он был одет в легкую куртку, наброшенную на тончайшую вышитую белую рубашку, сквозь которую просвечивала смуглая кожа, и принял своих гостей с непринужденностью и простотой, свойственной испанцам, но вместе с тем с некоторой почтительностью по отношению к дону Эстебану и сенатору; прием же, оказанный им Тибурсио, был так дружествен и тепел, что мог послужить добрым предзнаменованием для несчастного влюбленного.
Все сошли с лошадей и последовали за хозяином в дом, кроме Кучильо, оставшегося на дворе из уважения к своему начальнику и ради своей лошади, которую он сам хотел поставить в конюшню. Затем он присоединился к двум своим товарищам, занявшим отдельную комнату. Тибурсио вошел в гостиную вслед за доном Эстебаном и сенатором, он был бледен, и сердце его усиленно билось.
Все потемнело в глазах Тибурсио при входе в этот зал. Прямо перед ним сидела та, при сравнении с которою бледнела всякая красота. Цвет ее прелестных губок был ярче цвета гранатов, в изобилии стоявших на столах, а ее щечки пылали ярче роз. На голове девушки было наброшено кружевное розовое ребозо[35]
, через которое сквозили блестящие черные косы, обвивавшие кругом ее очаровательную головку. Узкий шарф закрывал ее плечи, подчеркивая изящность бюста, пышные контуры которого рельефно вырисовывались благодаря перетягивавшему стройную фигуру яркому кушаку. Руки ослепительной белизны поражали безукоризненной красотой своих форм.Она встретила Тибурсио с приветливой улыбкой, хотя и не без некоторой снисходительности.
Тибурсио невольно вздохнул при мысли, что его заставила явиться сюда смерть матери, да и прием, оказанный ему молодой девушкой, был далек от сердечности прежних встреч. Он бросил грустный взгляд на свой поношенный костюм, составлявший резкий контраст с изящной одеждой испанца и сенатора.
Пока дон Эстебан со свойственной ему изысканной вежливостью беседовал с хозяином, сенатор пожирал глазами его прекрасную дочь и выражал ей свое восхищение вычурными комплиментами, впрочем, последние казались просто-таки топорными в сравнении с лестными замечаниями, сделанными в адрес красавицы сеньором де Аречизой, в каждом слове которого чувствовалась утонченность светского человека.
Молодая девушка принимала эту дань восхищения далеко не с той высокомерной улыбкой, с какой она обращалась к Тибурсио. Бедный влюбленный с отчаянием и завистью следил за непринужденной беседой своих соперников, внимание которых разрумянило щечки Розариты, заставляло блестеть ее глазки и волноваться грудь.
Она, казалось, испытывала наивную радость деревенской кокетки, выслушивающей комплименты важного сеньора с сознанием, что они вполне ею заслужены.